— Как ты не понимаешь, что я готов ухватиться за любую соломинку, — пробурчал Шейн. — Так или иначе, но они оказались в моей конторе в одно и то же время.
— Понятно, — произнес Рурк, после чего друзья погрузились в мрачное молчание, сохранявшееся до тех пор, пока они не миновали деловой центр Майами. Репортер лихо припарковал автомобиль на углу Флэглер стрит, и они поднялись в контору Шейна.
Люси Гамильтон лениво переворачивала страницы журнала мод. При словах детектива, не заметила ли она, что миссис Дэвис и мистер Бреуер разговаривали между собой, пока находились в приемной, секретарша оторвалась от своего занятия и с любопытством посмотрела на своего шефа.
— Нет, Майкл, — отвечала она после секундного размышления. — Я абсолютно уверена, что ничего подобного не было. К тому же Бреуер вошел в приемную уже после того, как миссис Дэвис прошла в твой кабинет. После того, как она вышла оттуда, она задержалась всего лишь на несколько секунд, чтобы передать мне деньги и свой адрес. И затем, о, я право не знаю…
— Именно об этом моменте я и хотел спросить у тебя, — прервал ее Шейн. — Когда она вышла из кабинета и они впервые увидели друг друга. Заметила ли ты какую-нибудь, пусть самую незначительную деталь, которая могла бы указывать, что они знали друг друга.
— Нет, я даже не могу припомнить, чтобы они просто взглянули друг на друга, — Люси Гамильтон медленно покачала головой и подняла на шефа удивленные глаза. — Конечно, Бреуер был слишком возбужден и…
— Ладно, будем надеяться, что Уилл уже раскопал что-нибудь для нас, — бросил Шейн, поворачиваясь к Рурку.
— Но, Майкл… — Люси сделала безуспешную попытку остановить шефа, хотя с таким же успехом могла обратиться к захлопнувшейся перед ее носом двери. Двое мужчин к этому времени уже успели оказаться у шахты лифта.
Увы, Уилл Джентри также не располагал новой информацией ни по одному из вопросов. Вашингтонский адрес, который миссис Дэвис оставила в «Уальдорф Тауэрс», оказался стопроцентной липой, а в городском справочнике не значилось никакого Элберта X. Дэвиса. Управление полиции тщетно пыталось навести справки относительно женщин, носящих это имя, в путевых листах авиакомпаний и одновременно проводило осторожный опрос друзей миссис Лэнсдоун по поводу дамы, отвечающей описанию таинственной клиентки Шейна.
— Я дошел даже до того, — с отвращением признался Джентри, — что послал запрос в Роллинс Колледж, но, как и следовало ожидать, они ничего не знают о местонахождении Юлии Лэнсдоун. Судя по всему, она должна находиться в гостях у своей подруги в Палм Бич.
— Все может быть, Майкл, — угрюмо согласился шеф полиции. — Лично мне эта часть истории Доринды кажется достаточно правдоподобной.
— Есть что-нибудь новое у врача по поводу Бреуера?
— Пока еще нет. Но я ожидаю получить предварительный отчет с минуты на минуту. Полный отчет придется еще подождать. После твоего отъезда наш док наконец сподобился и подтвердил, что волосы у покойника были действительно крашеными.
— У меня мелькнула сумасшедшая идея относительно этого дела, — возбужденно воскликнул Тимоти Рурк. — Все это время я продолжал размышлять, почему лицо трупа было изуродовано до неузнаваемости. Я согласен с Майклом, что это смахивает на сознательную попытку сделать невозможным его опознание. Подумать только, изуродованы даже руки.
— Кстати, что с отпечатками пальцев, Уилл? — спросил Шейн.
— Сержанту Хэррису удалось кое-чего добиться, но и он не уверен, сумеем ли мы этим воспользоваться. Сейчас он отправился на квартиру Бреуера. Так что пока нам остается только ждать, Майкл.
— Ставлю десять против одного, — объявил Рурк решительно, — что этот труп не имеет никакого отношения к Бреуеру. Но прежде чем я расскажу вам, в чем состоит моя идея, просветите меня по одному пункту, шеф. В записях Блэка, касающихся передвижения Годфри минувшей ночью, есть что-нибудь такое, что с абсолютной достоверностью указывало бы на то, что этот человек был действительно Хирам Годфри?
Джентри прищурил глаза и с подозрением уставился на репортера.
— Куда вы гнете, Тим? Насколько я помню записки Хенка, ответ будет отрицательным.
— Тогда послушайте меня. Как известно, Блэк никогда раньше не видел Годфри. У него не было ничего, кроме его описания, переданного ему Майклом по телефону, со слов Бреуера. Блэк прибыл на место, дождался появления человека, соответствующего переданному ему описанию и усевшегося в голубой бьюик. Естественно, он решил, что этот человек и есть Годфри. Что произошло дальше? Встречался ли в течение вечера этот человек с кем-нибудь, кто знал настоящего Годфри? Посетил ли он хотя бы одно из тех мест, где Годфри был хорошо известен? — Рурк перевел взгляд с детектива на шефа полиции. Оба мужчины внимательно слушали рассуждения репортера: шеф полиции наклонился вперед, стараясь не пропустить ни одного из доводов; Шейн, по обыкновению, задумчиво пощипывал мочку левого уха.
— Не думаю, чтобы в записях Блэка имелись какие-либо указания на сей счет. Насколько я знаю, с фабрики Годфри отправился прямо домой, в маленькое бунгало, где он проживает совершенно один. Женщина, убирающая в помещении, приходит в середине дня, — Джентри сделал небольшую паузу, чтобы извлечь изо рта изжеванную сигару и швырнуть ее в мусорную корзину. — Когда появился Годфри, ее уже не было дома. Он переоделся и отправился ужинать в маленький ресторан. Если необходимо, мы легко сможем проверить, насколько часто он посещал это заведение. Из ресторана вернулся домой и лег спать около одиннадцати часов. Блэк и Марфью оставались около дома всю ночь, контролируя оба выхода из здания. Утром они проследовали за ним в аэропорт и не выпускали из виду, пока Годфри не проследовал на посадку. На этом их работа закончилась.
— Таким образом, практически любой человек, отдаленно напоминающий Годфри, мог свободно провернуть эту маленькую операцию, — заключил репортер с удовлетворением, — что, в свою очередь, лишает записи Блэка какой-либо ценности.
— Одну минуту, Тим, — вмешался в разговор Шейн. — Что привело тебя к мысли о возможности подобной подмены?
— Сейчас я перейду к этому пункту, — продолжал Рурк. — Итак, все мы согласны в одном, что у Блэка были все основания поклясться в том, что он всю ночь не выпускал из вида человека, отвечающего имеющемуся у него описанию.
— Все верно, — поддержал его детектив, — и что же из этого следует?
Вместо ответа Рурк извлек из кармана маленькую бутылочку с краской для волос.
— Я прочел инструкцию по использованию этого средства, Майкл, когда ты показал ее мне на фабрике. Насколько я помню, сам ты не удосужился этого сделать. Слушай внимательно: «Наше средство можно употреблять и в случае экстренной необходимости. Смочите кусок ваты краской и нанесите ее на сухие волосы. Нанесенная краска может быть легко смыта мылом или шампунем, не оставляя при этом никаких следов. Чтобы добиться устойчивого результата, волосы предварительно следует смочить концентрированным раствором соли и вновь прополоскать их раствором соли спустя пятнадцать минут после нанесения краски».
Шейн пренебрежительно дернул плечами.
— Я все еще не понимаю, к чему ты пытаешься нас подвести.
— Готов держать пари, что человек, который, по словам Блэка, вылетел сегодня утром в Нью-Йорк, не был Хирамом Годфри.
— Кем же тогда он был? — взорвался Шейн.
— Да кем угодно, мало-мальски попадающим под описание, имеющееся у Блэка. Кем-то, кто заранее готовился на роль Годфри и имел в своем распоряжении его машину и ключи от дома.
— Может быть ты просветишь нас, — вмешался в разговор Джентри, — где согласно твоей теории находился сам Годфри все это время.
— На том свете, разумеется, — отвечал Рурк. — Хирам Годфри был убит прежде, чем Блэк взялся за свою работу.
Шейн начал было шумно протестовать, но звонок телефона на столе шефа полиции умерил его пыл.
Джентри взял трубку, несколько секунд внимательно слушал невидимого собеседника и затем аккуратно положил ее на место.
— Звонил сержант Хэррис, — пояснил он. — В доме Бреуера он собрал целую коллекцию отпечатков пальцев, но полагает, что будет невозможно сделать достоверное заключение, учитывая состояние рук покойного. Из этого следует, что мы загнаны в угол, ребята. Если мы не наберем нужного числа зубов Бреуера, достаточного для идентификации дантистом, или док не найдет на теле каких-либо характерных шрамов или родимых пятен, мы никогда в точности не узнаем имени покойника.