Пока жила Орла, такие мысли в голову не приходили. Теперь я гнал их от себя каждый день. Дети не могли меня отвлечь: даже самый старший и понятливый из них, Никанор, в свои десять лет не мог стать мудрым собеседником для впавшего в уныние отца.
Орла бы сказала, что я грешу на Великого Духа. Что я живу в небесных чертогах, и при том ещё и недоволен – и я бы не посмел с нею не согласиться. Наши горы, леса, водопады, снега и дивная весна, переходящая в короткое и буйное лето, напоминали мне Великую Обитель, о которой я так мечтал в юные годы. Детство моё прошло в тёплой Сикирии, и в Стонгард я попал уже будучи легионером. Увидел слепящую чистоту бескрайних горных пейзажей, вдохнул прозрачный, звенящий от живой тишины воздух, напился из поющего водопада – и влюбился в свою родину на всю жизнь. Я происходил из стонгардского народа; я собирался это доказать, вернувшись к истокам. Я попрощался с тёплой Сикирией и продолжал служить Объединённой Империи, осев в крохотной северной деревушке. К нам даже духовники заезжали редко, раз или два в году. Ближайший храм Великого Духа находился за несколько дней пути от Ло-Хельма, в городе Рантане, и попадали мы туда редко.
В остальном жизнь складывалась хорошо. Всё, о чём мечтал, получил. Потеряв любимую жену, камнем рухнул с небес вниз – но даже с обрубленным крылом я по-прежнему твёрдо стоял на ногах. Разучившись летать, научился ползать. Судьба нанесла удар и вновь затаилась.
У ног лежала покорённая мечта; радовали подрастающие сыновья и по-прежнему услаждали взор открывавшиеся со двора виды прекрасных снежных земель – а я чувствовал себя пустым и бесконечно старым.
Лишь в сердце, где-то глубоко, засела заноза боли и неутолённой мести – мой младший сын страдал из-за колдовских чар, в то время как все маги мира, проклятые альды и брутты, жили спокойно, приумножая своё чёрное мастерство! Сколько ещё таких, как я, пострадавших? Как долго эта зараза будет отравлять наши земли?! А ведь отравляет, день за днём! Вот и гильдию – первых ласточек – построили несколько зим назад в нашем снежном Стонгарде, учат колдовству тщательно отобранных и наиболее талантливых учеников из нашего народа… чтобы превратить их в подобных себе. Сколько раз ночами представлял я, как сжигаю проклятую башню магов дотла!..
Опыта, хвала Духу, у меня хватало. Не хватало решимости и цели.
Развернувшись, я направился обратно к поленнице и схватился за топор. К тому времени, как выскочил из дому Илиан, крикнув от порога, что еда готова, я почти справился с работой. Смахнув с лица пот, загнал топор острием в пень, зачерпнул горсть снега, зарываясь в него лицом. Разгорячённую кожу обожгло огнём; враз полегчало. Поклонившись знаку Великого Духа над дверьми, вошёл в дом и тотчас расслабился: дышал жаром очаг, стояли на столе деревянные тарелки, в вышитом полотенце неумелой мальчишеской рукой был нарезан подсохший со вчерашнего утра хлеб.
Никанор ставил на стол тушёные в казанке овощи, а Назар осторожно спускался по крутой лестнице с Оланом на руках. Младший сын проснулся, но лишь слабо обводил бледно-голубыми глазами сидевших за столом, приникнув к Назару; слегка оживился лишь, когда увидел стоявшее на столе молоко.
Я ополоснул руки в серебряной миске, пережидая, пока отпустит горло невидимая рука. Орла, душа моя, взгляни из Великой Обители, как дружны наши сыновья! Какими славными воинами растут Никанор и Назар, каким проворным Илиан, и как все они заботятся о маленьком Олане! Умру я – не оставят братья младшего; позаботятся вместо нас с тобой, моя Орла…
– Ты сегодня уйдёшь на вечер? – спросил, как только прочли молитвы да уселись за стол, Илиан. – А когда книжку дочитаешь?
– Уже и сам можешь, – усмехнулся я. – А мне потом расскажешь, чем кончилось…
Грамоте обучал сыновей я: Орла письменности не разбирала. Грамотеем себя я не считал, в науках не разбирался, с древними искусствами не ладил, но выучить детей буквам да числам смог. Так и повелось: долгими вечерами читать одну из пяти имевшихся в доме книг, постепенно, страница за страницей, прочитывая один фолиант за другим.
После завтрака Никанор с Назаром, прихватив перевязанную мною шкуру косули, умчались к нашему пасечнику – сменять товар на прошлогодний мёд: наших запасов не хватило, чтобы дотянуть до весны. Илиана я отправил собирать яйца, оставшись с Оланом вдвоём. Младший устроился на шкурах, бездумно перебирая гладкую шерсть, и то улыбался, то хмурился, разглядывая утопающие в плотном мехе пальцы. Вставать он по-прежнему не пытался: сидел, покачиваясь, время от времени останавливая на мне блуждающий взгляд. Иногда улыбался, и я находил в себе силы улыбаться в ответ.