Они подходили к подъезду ее высоченного дома с желтыми и красными, будто игрушечными балкончиками. Косте было жалко: вот сейчас, через минуту, она скроется в этом огромном каменном доме и он останется один на один со своей неуверенностью. «Доказать!..» Он так и предчувствовал — только доказать. Неужели только ради этого…
— Так ты согласен, — снова повторила Таня, — ведь нам нечего бояться, верно?
— Конечно, — вяло кивнул он.
— И вообще, смешно: какие-то дикие представления о дружбе! В восьмом классе! На следующем комсомольском собрании обязательно надо об этом поговорить. Ты не выступишь?
— Не знаю, — ответил он неопределенно.
— А ты выступи.
Костя посмотрел на унылые сугробы, на протоптанную к подъезду дорожку.
— И о чем говорить?
— О дружбе, естественно. Видишь, какая сплоченность у нас: семь человек пришли в парк! Нет, странные происходят вещи! Ребята разбиты на кучки, шепчутся, подсмеиваются, правду боятся сказать. А Курочкин с Олегом вообще всякую совесть потеряли. И какого мнения о себе!
— Ну зачем уж так на них… Они ведь к тебе… хорошо…
— Что хорошо?
— Относятся. Дружить хотят. Страдают.
— Ой, не могу! — Таня закатила глаза. — Страдают! Комедию разыгрывают — вот что. Публику потешают. Разве так дружат!
— А как? — спросил Костя.
Таня сделалась серьезной, проследила взглядом за крупной снежинкой, падавшей с высоты.
— Иначе… Вот, может быть, как у нас с тобой… Да, как у нас, — строго подтвердила Таня и все-таки не смогла удержаться — смахнула с погончика Костиной куртки десяток приставших снежинок. — Ну, до завтра. Пока! — радостно кивнула и побежала к подъезду.
И Костя остался один. Один среди пушистых сугробов прекрасного белого снега.
Глава шестая
В четверг учительница литературы раздавала домашние сочинения, которые ребята писали недели полторы назад. Передавая тетрадь Сорокиной, она сказала:
— Люба меня порадовала. Глубокая, самостоятельная работа. И грамотная. Изложена хорошим языком.
Довольная похвалой, Люба зарделась, опустила длинные ресницы.
Таня обернулась с первой парты — посмотреть на Сорокину. Ничего не скажешь — красивая девочка. «Несправедлива я к ней, — раскаянно подумала Таня. — И как еще мало, оказывается, знаю ее…»
А Люба точно подслушала Танины мысли. На другой день у них состоялся любопытный разговор. Подошла сама Люба:
— Тань, ты завтра не свободна? Хотела пригласить тебя. Так сказать, на чашку чая.
— А если по правде? — Таня подмигнула Сорокиной. — День рождения, да?
— Нет-нет, честно — просто посидеть. Ты вот сама агитируешь за дружбу. Все говорят о ней, призывают, дают советы. А как дружить? Только в походы ходить? Коллективно посещать кино, филармонию?
— Разве это плохо?
— И только в этом жизнь? А посидеть в домашней обстановке, послушать современную музыку? Мы не в тридцатые годы живем. Тогда, говорят, даже занавески на окнах считали мещанством. Теперь другие идеалы. Двадцать первый век на пороге.
— Зачем ты разъясняешь «дважды два»? Хорошо, согласна, от имени двадцать первого века постучу в твою дверь.
— У нас мелодичный звонок, — улыбнулась Сорокина.
— Значит, нажму кнопку мелодичного звонка. Это более современно. А кто еще будет?
— Танечка, тебе обязательно всю программу распиши! Я, например, люблю неожиданности, парадоксы. Ты ожидала, что я приду с лыжами в парк?
— Не очень, — призналась Таня.
— А я, видишь, пришла.
— Ну хорошо, — улыбаясь чему-то своему, согласилась Таня. — В какой час мелодично звонить?
— В семь.
— Надеюсь: не в семь утра? А то с твоими парадоксами… Я бы не удивилась.
— Нет-нет, — прыснула в кулак Люба. — До этого еще не дошло. В девятнадцать ноль-ноль. По московскому времени.
Неожиданное приглашение Сорокиной Таню заинтересовало. Может, в самом деле Люба права? Одними запланированными походами и экскурсиями дружный коллектив вряд ли создашь. Теперь у телевизора много времени проводят. Увидят в программе международную встречу по хоккею или то же фигурное катание — ставь крест на любой экскурсии. А если и сагитируешь пойти вместе в кино, то велик ли толк? Почти каждый еще до коллективного похода посмотрел фильм, все обговорили, выяснили — чего жевать пережеванное! Не получится дискуссии, не разговорятся ребята. Другое дело дома, в привычных условиях. Там-то скорее можно понять человека.