Конечно, чего скрывать — любопытно Тане было и другое: кого пригласила Сорокина? И почему именно ее, Таню, пригласила? Дружбы, каких-то особых отношений между ними вроде не наблюдалось…
В субботу, когда вышли из ворот школы, Люба заговорщически кивнула:
— Запомнишь? Второй подъезд, второй этаж, квартира двадцать.
— Сплошные двойки. Прямо страшно.
— Зато время проведем на пять. Не прощаюсь. — И Люба, не снимая перчатки, послала воздушный поцелуй.
«Что-то затевается, — подумала Таня. — Такой приветливой Люба со мной никогда не была… Ну посмотрим, кто кого удивит…»
Ровно в семь часов вечера на второй этаж поднялся старичок в красных сапожках, в пышной меховой шапке и коричневой дубленке, подпоясанной широким ремнем. Старичок потрогал седую, шелковистую бороду, достал из кармана листок и, не обратив внимания на призывно красневшую, как глазок светофора, кнопку звонка, забухал кулаком в дверь.
— Кто там? — тревожно донеслось из квартиры.
— Телеграмма!
Дверь приоткрылась, и Люба с удивлением оглядела низкорослого старичка.
— Кому телеграмма?
Не отвечая, старичок протянул бланк.
Люба развернула листок, прочитала наклеенные строчки, и тонкие, как шнурочки, брови ее приподнялись. Внимательно вгляделась в старичка с бородой.
— Таня? Ты?.. Ну, конечно, я узнала! Ребята, сюда! Вот это сюрприз!
Ребята не заставили себя ждать, в ту же минуту в передней появились Олег Чинов и Петя Курочкин. В фирменных джинсах, модные, расфранченные. Петины кудри блестели особенно ярко.
— Ну даешь! Десять очков вперед! — восхищенно проговорил Олег.
— А телеграмма-то! Настоящая, на бланке! — И Люба выразительно прочитала: — «Встречайте в девятнадцать часов. Спецрейс из космоса. Обнимаю — двадцать первый век!»
— Сюрприз — что надо! — Чинов подскочил к Тане. — Разрешите, мсье, за вами поухаживать. Позвольте вашу дубленочку, помогу…
— Я сам, — басом сказала Таня и не выдержала, рассмеялась: — Ой, страху натерпелась, пока шла! Хорошо — на улице темно.
— Кого же бояться с такой представительной бородой! — воскликнул Олег. — Любой дорогу уступит. — Он провел рукой по шелковистой, чуть вьющейся бороде. — Из костюмерной театра?
— Оттуда, — подтвердила Таня. — Специально ходила.
Дубленку с Таниных плеч Олег все же снял. Прежде чем повесить на вешалку, словно взвешивая, подержал в руках:
— Приличный товарец. Почем такие в космосе? Не за доллары?
— Какие низменные вопросы! — перебил Курочкин. Он тоже хотел выглядеть джентльменом. — Прошу вашу шапочку.
Потом Таня сняла бороду, и Петя, встряхнув чубом, продекламировал:
— И наконец в земной красе она предстала перед нами.
— Может быть, хватит стихов? — Таня мельком оглядела себя в зеркало и одернула на плечах белый гольф, заправленный в голубые джинсы.
— Вот именно, — подхватила Люба. — Израсходуете все восторги и рифмы, и хозяйке ничего не останется. — Она тоже кинула взгляд на зеркало и сразу успокоилась: о нет, ей-то всего достанется — в нежно-зеленом расклешенном платье, с черной бархаткой на шее, она, конечно же, смотрится эффектнее. И фигура… Фигура взрослой девушки.
В углу комнаты был накрыт низенький журнальный столик, над которым склонился зеленый колокол торшера. На соломенных салфетках расставлены чашечки для кофе. Тут же — коробка конфет, печенье, ваза с яблоками.
— Нравится? — Люба обвела рукой комнату.
— Уютно, — кивнула Таня и осмотрелась. Пианино у стены, тахта, застеленная ковриком. Прекрасная репродукция репинской «Незнакомки». Волны штор, закрывающих окно. Магнитофон. Цветы. Действительно уютно.
— Моя личная комната, — с удовольствием сказала Люба. — Чувствуйте себя как дома. Мои дорогие родители…
— То есть предки, — уточнил Олег, — которых иногда, для удобства обращения, называют родителями.
— Можно и так, — улыбаясь Олегу, согласилась Люба. — Так вот, мои предки еще вчера улетели на свадьбу к маминой подруге.
— По этому случаю — ура! — мгновенно отреагировал Олег.
— А больше никого не будет? — осторожно спросила Таня.
— В том вся и прелесть! — снова откликнулся Олег. Он опустил палец на кнопку торшера и, недовольно щурясь, взглянул вверх. — Петя, надо же помнить об экономии энергии. Требование века! А здесь? Безобразное расточительство! Три лампы горят.
Курочкин с готовностью выключил свет, и комнату тотчас наполнил зеленоватый полумрак.
С кофе расправились быстро, а вот общего разговора так и не получилось. Поэтому обратились к испытанному средству: