Глава седьмая
В понедельник Люба сама догадалась принести забытую бороду. Протянула бумажный сверточек и виновато, заискивающе улыбнулась:
— Не попало из-за нее? Вчера даже хотела домой к тебе прийти. Станет, думаю, артист гримироваться, а бороды нет. Спектакль сорвется.
Тане пришлось сделать над собой усилие, чтобы ответить с улыбкой:
— Напрасно волновалась. Там всяких бород, усов, париков — всех ребят школы можно нарядить.
— Не обижайся, — шепнула Люба. — Тебе не понравилось у меня?.. Может, что и не так было. Не то говорили.
— Почему же, — немного слукавила Таня, — я не жалею. Посмотрела, узнала и… кажется, что-то поняла.
— Что поняла?
— Ребят. Может, и саму себя.
— Я дура, да: сказала про сочинение? Ты не выдавай, ладно?
— Ну что ты, за кого меня принимаешь!
— А с бородой так смешно, — повеселев, сказала Люба. — Нацепила ее дома и пошла к соседям. Девочка у них большая, в четвертый класс ходит. Почти каждый день меня видит, а тут никак не узнает…
Таня потом удивлялась себе. Накануне все воскресенье вспоминала о вечере у Сорокиной. Казалось, что теперь и смотреть на нее будет трудно. А вот поди ж ты — и говорила, даже улыбалась. «Что же это во мне? — с недоумением думала Таня. — Бабушка всегда говорит: я — в папу, но папа был принципиальный, прямой. А я?..»
Не меньше озадачивало Таню и ее новое отношение к Гудину. Словно что-то надломилось в ней. Хотела подойти к нему, заговорить, улыбнуться и… не могла. Столкнулась в коридоре нос к носу с Костей и… опустила глаза. Потом сидела за партой, задумчиво щурясь, старалась понять: что, собственно, происходит? Разве Костя стал другим? Разве виноват в чем-то? Нет, все тот же и ни в чем не виноват. Она по-прежнему считает его настоящим, искренним, хорошим парнем. Значит, причина в ней самой? Неужели слова Любы Сорокиной малой занозой где-то засели? И колют, напоминают: «Тоже свой интерес имеет. И о чем-нибудь таком мечтает… машинном…» Но ведь это глупости! Совсем не похоже на Костю.
Как тут было не рассердиться на себя! Даже испугалась вдруг: «Неужели все папино из меня понемногу уходит? И я недостойна называться его дочерью?» Хотелось выйти в коридор и немного поплакать.
Эту неожиданную перемену в Танином отношении чутко уловил и Костя. И первая мысль была: «Узнала о моем отце!» Другой причины, по его мнению, быть не могло. К стишкам Курочкина с глупыми намеками она отнеслась критически, даже Костю успокаивала. Значит, дело в отце. Кто-то сказал… Что ж, этого можно было ожидать. Шила в мешке, ясное дело, не утаишь…
Особенно много отец стал пить в последние полтора-два года. Теперь случались и периоды запоев, когда по нескольку дней не выходил на работу. Может, отца давно бы и рассчитали с завода, но выручали его умелые руки (был слесарем высокого класса), добрый, отходчивый начальник цеха и нехватка на заводе квалифицированных рабочих.
Почти ежедневные домашние скандалы, слезы мамы, страх маленькой сестренки, разговоры соседей — все это не могло не угнетать Костю. Он помнил отца другим и любил его. Но… одновременно жалел и стыдился. Да, стыд, пожалуй, был самым сильным чувством.
Именно поэтому Костя старался быть словно бы в тени, в школьной и общественной жизни себя почти не проявлял, на собраниях отмалчивался. Если что поручат — выполнит, а сам — нет, вперед не лез. И постоянно его мучил страх — вдруг ребята узнают…
И вот, похоже, случилось — секрета больше нет.
А что же теперь с Таней? А тот разговор у ее дома? И в парке… Можно считать, что не было тех разговоров?..
И началось: Таня глаза отводит, а Костя и вовсе не смотрит. Все пять уроков так, все перемены. А вышли из школы — Таня увидела: Костя у газетного киоска задержался. Может, ожидал, что и она поинтересуется свежими газетами или захочет купить трамвайные талоны? И Тане, действительно, хотелось подойти, и в самом деле надо было бы ей приобрести талоны. Но не подошла. Опять что-то помешало.
Она сердилась на себя. Сжимала ручку портфеля, покусывала губы, обзывала себя дурой. Потом увидела дверь булочной и, не раздумывая, тотчас вошла в нее. Взяла в деревянном лотке бублик, расплатилась, встала в сторонке, принялась есть. Дверь несколько раз со скрипом открывалась, входили и уходили покупатели, а Кости все не было. Но ведь он наверняка видел, как она свернула в магазин. Таня дожевала бублик. Отвернула рукав шубы и взглянула на часы. Поздно уже.