Сложнее было с ботинками. По случаю купил, у Валеры из первого подъезда. Тогда велики были, два носка пододевал, а сейчас едва-едва на простой носок натянул. Как идти? Вечером четырнадцать градусов показывало. Ноги отморозить недолго.
Но и тесные ботинки — вопрос не главный. Загвоздка в другом. В записке. Десять раз читал дурацкие Петины строчки и десять раз краснел. Все заметили! А чего замечать? Что смотрит на Березкину по-особенному? Подумаешь, преступление! Сам-то записки пишет, стихи сочиняет, глаза будто бы от смертельной тоски закатывает. И Олег явно неравнодушен. Пыжится, острит, словечки всякие кидает, показывает, как сам любит выражаться, «тонкую игру ума». А результат? Да, кажется, никакого, нуль… Но почему же на него, Костю, Таня поглядывает? Ведь поглядывает. Не слепой, видит.
Сознавать это Косте и приятно, и тревожно. Ладно, пусть, подначки ребят он стерпит, а Таня?.. Если ему в карман «копию» подложили, то ей, выходит, оригинал? Дурацкие стихи: «Изменила нам Березка…» Может, и посмеялась она, а может, и не до смеха было? Как начнут травить!.. Вдруг и на Репина, к бабушке, пошла из-за того, что боялась, как бы он, Костя, опять не увязался вместе с ней по дороге? Предупредил же Курочкин: «Не простим такого!»
Лыжи Костя с вечера приготовил, но так и не решил — идти ли ему в парк? Не будет ли из-за этого каких-нибудь неприятностей Тане?
Ночь спал тревожно, просыпался несколько раз, глядел на темный, почти неразличимый квадрат окна, гадал — который час. А утром, когда окно посветлело, когда разглядел густо идущий снег, то неожиданно понял: надо идти, обязательно надо! И сам удивился: как мог сомневаться? А если и правда вздумают обидеть Таню, а его рядом не будет? Что же она подумает? Но даже не в этом дело — что подумает, просто он должен быть рядом. Потому что хочет этого. Ведь и Таня… Конечно. Три раза напомнила. А могла бы и не говорить: весь день на двери их 8-А висело объявление о лыжном походе. Ах, каким бы он был дураком, если бы не пошел!
А снег повалил — тоже хорошо, значит, мороз ослабел.
И тогда Костя вспомнил о лыжной мази. Кажется, была где-то мазь. Не откладывая, тихонько встал с кушетки, у двери во вторую комнату задержался, послушал. Редкое и тяжелое похрапывание отца. Поздно вчера лег, долго с мамой ругался, стучал по столу. Обычное дело — суббота, еще хорошо, что так обошлось.
На кухне, в буфетном ящике, мази не нашел. В кладовке?.. Надо посмотреть. Открыть дверь кладовки мешала Юлькина раскладушка. Костя осторожно приподнял раскладушку у изголовья и сдвинул ее в сторону. Сестренка заворочалась во сне, что-то сказала невнятное, но глаза не открыла. Тоже не спала часов до двенадцати. Слушала ссору за дверью и жалась к брату.
Костя прикрыл одеялом худенькую ногу сестренки и обеими руками, чтобы не скрипнула, потянул на себя дверь кладовки.
Да, тут найти нелегко. Мало порядка. На одной полке — старая обувь, на другой — узлы с тряпками, шнур утюга свисает. Дальше — кипа газет (давно в макулатуру надо было сдать), коробка с елочными игрушками. В этом году игрушки не вынимали, не до елки было. Костя пошарил сверху — бесполезное дело: пыль, рассыпанные гвозди, катушки ниток, его, еще из младших классов, исписанные тетрадки. И там же — большой, с оборванным углом пакет. В нем фотографии. Отец снимал. Костя вытащил одну. Невольно улыбнулся. Рядом с веткой дерева, на бетонном столбе — чаша радиорепродуктора, и в ней, на краешке, — два воробья. Клювы разинули — последние известия слушают. Когда-то отец снимал. Теперь и аппарата давно нету. Стопку картонных листов, завернутых в газету, Костя трогать не стал. Тоже давнишнее отцово увлечение: акварели. Лес отец любил рисовать, речку. Были и городские пейзажи. Были! Наверное, лет пять уже и не вспоминал…
Костя засунул снимок с воробьями в пакет и снова принялся обшаривать полки. Только разве найдешь! Бесполезное дело. И ему вдруг сделалось жарко. Чего бы, казалось, тут такого — пустяк, ведь не обещал, что обязательно принесет мазь. Сказал: если найдется. Не нашлась. Все же ему стало не по себе. И представить не мог: спросит Таня про мазь, а он лишь руками разведет. «Надо к Валере сбегать», — подумал Костя.
А на часах — половина девятого. Успеть бы, вдруг Валера куда-нибудь уйдет? Только на него надежда, магазины в воскресенье не работают.
Костя поскорее оделся, пожевал вчерашней картошки, запил холодным чаем и, взяв лыжи, чтобы не возвращаться, не шуметь, вышел на лестницу.
С мазью Косте здорово повезло. Девятиклассник Валера отрезал половину тюбика, посмотрел на термометр за окном и заверил, что мазь самая подходящая — для свежего снега, при температуре до пяти градусов. Он же помог смазать лыжи и растереть остатки мази тряпкой.