Но так только кажется, что водить кистью — одно удовольствие. На десять минут, правильно! А потом — это утомительная работа. И Таня нисколько не возражала, когда в ту же банку с краской тихонько погружалась и другая кисть. Наоборот, интересней намного: она красит левую раму, а Костя — правую. И будто говорит: поглядим, у кого получится ровней да красивей, кто не измажет стекла!
Они и дверь красили вместе. Как раз на середине кисти их сошлись, и ощущение радости, что все получается, что за окном хорошая погода, что дедушка доволен их работой, это ощущение радости, которое, может быть, называется и самим счастьем, было у Кости и Тани созвучное, общее, как и их общая работа.
А вот сама работа, само Танино участие в ней подверглись серьезной угрозе. Ольга Борисовна перед гастрольной поездкой театра в Днепропетровск получила возможность недели две отдохнуть. Решили ехать, как и обещала Тане, к Черному морю, покупаться. Мама решила, а Таня? Уезжать в разгар работы, бросать дело, Костю, Юлю, продолжавшую жить у бабушки?..
И она уперлась: прекрасно Черное море, люблю его, а ехать — нет!
Ольга Борисовна сначала не очень и поверила, будто дочь говорит всерьез, а когда поняла, что та непреклонна, не уступит, разнервничалась необычайно и, чего никогда не бывало с ней, даже расплакалась.
Наверно, Ольга Борисовна наговорила бы много лишнего, во всем обвинила бы бабушку с ее «негативным и разлагающим влиянием на дочь», наверное, Таня долго бы не могла простить ей этих злых и несправедливых слов, но… Как все-таки хорошо, что у Тани и Дмитрия Кирилловича сложились новые, дружеские отношения! Раньше наверняка отмолчался бы, ушел в свой кабинет, к своим книгам по искусству, к эскизам, всевозможным вариантам и копиям своих скульптурных работ, стоявшим на длинных полочках. А сейчас не ушел. Сел рядом с женой, обнял за плечи и мягко, но в то же время и настойчиво стал внушать ей, что Тане в самом деле сейчас ехать нельзя, одной Татьяне Сергеевне с маленькой девочкой управиться будет тяжело. А не взять девочку она не могла, потому что мать ее оказалась в больнице. Он и другие приводил доводы, а под конец сказал:
— Таня ведь у нас взрослый человек, пятнадцатого октября исполнится пятнадцать. Целых пятнадцать. Девушка. Пусть решает сама, как ей поступать. Плохого не сделает. В общем-то, Оля, ты воспитала хорошего человека.
Последнее утверждение Дмитрия Кирилловича Таня могла бы оспорить (считала: если и есть что хорошего в ней, то это все же, наверное, заслуга бабушки). Но Таня, конечно, не сказала об этом. Она была очень благодарна отчиму за помощь.
И Ольга Борисовна перестала плакать, быстренько вытерла под глазами платочком и посмотрелась в зеркало.
— Хорошо, оставайся, — сказала она и повернулась к мужу. — Тогда, может быть, в Прибалтику поедем? Давно не была в Риге…
— Если народ хочет… — улыбнулся в бороду Градов. — Поедем в Прибалтику. Ты на выставке чертей не была в Каунасе?.. Любопытно…
Так и не распалась ремонтная бригада.
Более того, пополнилась. Как-то на улице Таня встретила Петю Курочкина. В первую секунду даже не узнала: шел в белой кепочке с длинным козырьком. Только подумала: «Ну и верзила! Ну и шапочка! — И тут же присела от смеха. — Это же Петушок!»
Петя баском объяснил:
— Бетон так вытянул. Месяц вкалывал. Ну и «морковка»! На пять сантиметров прибавил.
— А если так лет до двадцати вверх стремиться?
— Никакой девчонки, думаешь, не найду? — Петя, видно, поднахватался в бригаде. Смелый стал в разговорах.
— Говорят, в Америке есть одна, — в тон ему засмеялась Таня. — Два с половиной метра!
— Учту, спишемся! — тряхнув рыжими кудрями, которые никак не умещались под шапочкой, пообещал Петя.
— А ты отчего такой веселый?
— Пирожные любишь? Хочешь, пять штук куплю!.. Деньжищ! — Петя хлопнул себя по карману.
— На бетоне? — спросила Таня.
— Но работка еще та! Руки отваливаются! Ради общего физического развития пошел. А ты думаешь, из-за них? — Он снова показал на карман. — А все-таки, чего купить, чем благосклонность дамы заслужить?