— Можно к тебе прийти? — спросил Костя.
— Какой разговор! Дуй! Классную вещь покажу!
— Петь… — вроде бы замялся Костя, — ты говорил, что у тебя отец фотографировал? У вас увеличитель есть?
— Все найдется. Приходи… Ты аппарат, что ли, купил?
— Нет… Я тогда минут через сорок…
Пришел Костя с большим пакетом, сказал, смущенно улыбаясь:
— В универмаге купил. Фотобумага, тридцать на сорок.
— «Новобром», — уважительно прочитал Петя. — Двадцать листов. На целую выставку хватит…
— Пленку нашел старую, — объяснил Костя. — Одну фотографию нельзя у вас напечатать?
— Отец, — спросил Петя, — как наши производственные мощности?
— Я и проявитель купил. И чем закреплять. — Костя поспешно достал из кармана сверточек.
Инженер с видом специалиста — как-никак снимал, знает, что к чему! — внимательно рассмотрел пленку с интересующим Костю кадром:
— Помогать будете?
— Отец! — Петя мотнул чубом. — Командуй! Солдаты в строю!
И Костя с удовольствием пошел «в солдаты».
Провозились до позднего вечера. Костя не раз вспоминал: Юлька-то одна. Третий день как вернулась с жительства у «бабы Тани».
А долго потому, что инженер давно не занимался фотографией. Это когда все приготовлено, отлажено — тогда быстро. А сейчас и бутылки для растворов надо было помыть, лампа в красном фонаре куда-то исчезла. А главное, ванночек такого большого размера не оказалось. Исхитрились — приспособили эмалированную аптечку из-под лекарств и горчичников. Но и та была узковата — фотобумагу инженер перекатывал в растворе руками. Три листа совсем испортили. Один раз недодержка получилась, второй, наоборот, передержка под лампой увеличителя. На третьем от теплых пальцев проступили темные пятна на снимке. Лишь четвертая попытка оказалась вполне успешной.
На фотографии, перед громоздившимися вдали горами, стояли мать и отец Кости. Стояли обнявшись, молодые и счастливые.
Этим снимком Курочкин-старший с лихвой восстановил свой сильно пошатнувшийся было авторитет в глазах сына.
— Кое-что еще умеем! — рассматривая мокнувшую на дне ванны фотографию, сказал он.
— А как ее высушить? — спросил Костя, еще более обрадованный удачным снимком.
— Стряхнуть воду и положить горами кверху на газету… Что, так мокрый и понесешь?
— Сестренка дома одна, — сказал Костя. — Надо идти. — А то, что снимок до завтра он никак не может здесь оставить, объяснять не стал. Сами должны понимать.
Дома Костя тихонько заглянул в дальнюю комнату и порадовался: молодец Юлька, видит, что брата долго нет, покрывало сняла да в кровать! Большая уже, через месяц в школу.
Свернутый в трубку снимок Костя снова намочил, получше стряхнул капли воды и расстелил на газете. Не меньше минуты рассматривал фотографию. Не хуже той получилась, что отец разорвал.
Даже пожалел, что Юлька спит, — посмотрела бы. А может, и лучше, что спит. Надо встать пораньше, наклеить на картон, и — сюда. Костя посмотрел на стену, где второй день уже висели отцовские пейзажи в аккуратных светлых рамках. И здесь Сергей Егорович постарался на совесть — картины в рамках смотрятся куда лучше. Точно, вот там, между картиной с заходящим солнцем и другой, где река с камышами, там как раз и место снимку. Вот удивится Юлька! Встанет утром, войдет в комнату и, конечно, глазастая такая, увидит эту фотографию. «Что за чудо, подумает, отец же разорвал ее…»
Костя чуть было вслух не рассмеялся, представив эту сцену.
Сигнальную стрелку на будильнике он поставил на шесть часов. Нормально, все успеет: и картон обрезать, и наклеить…
Только нет, не увидел Костя, как в девятом часу открылась дверь, вышла Юлька, в рубашке, заспанная, одна косица расплелась, но ведь верно: тотчас углядела на стене новую фотографию. И, конечно, удивилась и глаза вытаращила.
А Костя этого не видел. Спал. Утром-то поднялся рано, поработал хорошенько, повесил снимок на то самое место, которое с вечера еще облюбовал. А потом снова — в который раз за эти дни! — долго оглядывал комнату, будто все еще не веря, что это сделано их руками, все уже сделано, последняя фотография повешена. Не комната, а прямо музей, картинная галерея, дворец! Насмотревшись, прилег на минутку на свой диван и не заметил, как уснул. Да так крепко, что ничего не слышал.
Когда проснулся, сестренка уже посудой на кухне позвякивает. Не иначе как завтрак сооружает. Она может! После трехнедельного житья у «бабы Тани» научилась картошку чистить, яйца всмятку варить.