– Я уверовал в Бога, когда увидел отца в болезни. Стал посещать храм и молиться в нём о его исцелении. Но отец умер. И я уверовал в смерть как в освободителя отца от мук и болей. И просил только могилу не забирать его у меня. Но теперь, видя такое преображение отца, я должен молиться на Вас.
– Я сделал всё, что мог. И даже больше. Тело Вашего отца сохранится без изменений и до апреля при открытом балконе, если температура воздуха не будет выше 5 градусов.
Я знал, что большего требовать не могу, и пошёл в коридор за деньгами. «До апреля… до апреля…» Но что дальше?
Мы рассчитались.
Пересчитав купюры своими гибкими, сильными пальцами, он растворился в темноте подъезда.
Во мне странным образом перемежались два состояния. А может, и три. Гордость и восторг от увиденного. Страх перед настоящим и будущим. И странное чувство усталости. Я ощущал какую-то невесомость и прозрачность всего, что было вокруг и внутри меня. Но это не было лёгкостью. Словно я завершил что-то очень важное, и теперь меня уже мало что касается. Будто стоял на финише мною задуманного. Будто оставалось только дождаться занавеса. «Стеклянная усталость…» – пришло мне на ум. Но отдыхать мне теперь было недосуг.
51
Впервые в жизни я не хочу, чтобы Новый год наступал.
Я выкурил сигарету. Навёл в чашке кофе. Выпил. И снова закурил.
Взял телефон и набрал Арнольда.
– Здравствуйте, Арнольд! Спасибо за оказанную услугу. В знак благодарности я хочу через вас приобрести гроб для отца. Деревянный. Нет. Из простого дерева. Просто деревянный гроб. Да. Оплачу на месте. Да. Устраивает. Буду ждать. Нет, благодарю. Ничего больше не надо. Вы же видите, я постепенно, но самостоятельно принимаю решение. В жизни за меня многое решали. Может из-за любви. И теперь я хочу решать сам. Без навязывания. Понимаете? Ещё раз благодарю.
Отключив абонента, я долго смотрел в окно. Много лет я всматривался в него со стороны улицы. Сотни, а может, тысячу раз я видел, каким светом оно освещается и каким тёмным бывает без него. Мне казалось, с десяток метров от места, где обычно останавливался, чтобы посмотреть на это окно, я различал паутину высохшей краски оконной рамы. Я много раз представлял в нём лицо отца и смотрел до тех пор, пока отец мне, и в правду, не начинал мерещиться. И только после помутнения в глазах я отводил взгляд и уходил, зная, что скоро вернусь.
Туда направлялся сейчас тёплый синий дым от моей сигареты. Взгляд мой был рассеянным, как этот дым. Но сегодня я не видел ничего, кроме своей цели.
У меня созрел план. И я проговаривал его про себя всё подробнее, словно сочинял предлагаемые обстоятельства своему герою в новой пьесе.
В течение часа Арнольд доставит гроб. Его же я всё-таки попрошу оформить свидетельство о смерти. Тётя Тая займётся священником, и тот совершит заочное отпевание. А попозже… После… У Вико сбивались мысли. План не складывался. Отпевание дома или в церкви? А может у могилы… Было бы неплохо у могилы… Тогда и погребение сразу после отпевания получилось бы… Так всем и скажем.
Да. Таков мой план. Вроде сложилось…
Не запирая окон, но задёрнув занавески на кухне и в комнате и погасив в квартире свет, я направился в театр, предварительно укрыв «спящего» отца простынкой.
Ветер, опираясь на углы домов, вихрем сдувал с обвешанных гирляндами улиц календарные дни зимы. Год заканчивался. Но как старик, сведенный хворью, год, сухо скрежеща проморозью, цеплялся за каждое мгновение времени.
За дверью квартиры отца Вико замешкался. Перед лицом всё та же жизнь: ступени вверх, ступени вниз…
Дорога вела вниз, а стук сердца отдавался здесь, наверху, в квартире с перцово-кислым духом смерти.
Ступенька, ступенька, другая, пролёт… Всё глуше, суше, реже, словно ничего не надо… Воздуха и воды может, а может и того меньше. Словно ты один, а их много. Словно ты чеканил мячик во дворе, и главное было чем больше, тем лучше, а Гагарин сказал, что земля – это шар, и теперь ты и шар, пнёшь – арестуют. Что делать?
Холодно. Ветер помог откинуть входную нараспашку, поднял лицо, вбился в ноздри. Теперь захлопнул. Показал свою силу, азартно полоснув песком эмаль машин. На мгновение стало тише. Ноги не идут. Но другая сила воздуха толкнула со спины, и Вико пошёл быстрее, съёжившись в одежде, словно прячась не только от ветра.