Внезапно мне вспоминается такой же серый день, лента шоссе перед глазами, стены из валунов по краям. Я — на пассажирском сиденье старенького «Вольво» ее дяди. Хрип Молко из колонок. Запах пыли, подгорающей в радиаторе, смешанный с почти выдохшейся ванильной «елочкой», болтающейся под зеркалом заднего вида и сигаретами. Ида Линн за рулем, мы съезжаем с моста, похожего на позвоночник мамонта, и тормозим на заправке. Я уже и не вспомню, куда мы ехали. Да и важно ли это?!
Дождь усиливается в тот момент, когда я въезжаю в поселок. Тяжелые капли вдребезги бьются о лобовое стекло, как самоубийцы, летящие с вершины небоскреба. Боковым зрением я невольно слежу за отражением моего белого «Ситроена», скачущим по стеклам пустых витрин торговой улицы, не отстающим от меня ни на шаг. В воздухе витает то особое ощущение тленности, которое встретишь только в курортном городке в разгар зимы. Я сворачиваю в одну из боковых улиц и еду по направлению к морю, вдоль линии белоснежных домиков с черепичными крышами, законсервированными и терпеливо ждущими своего часа, как пластиковые рождественские ели в середине июля.
Эта деревня — явно одно из тех мест, где пара тысяч человек местного населения выживает исключительно за счет курортного сезона, когда красивые и пустые дома с разноцветными ставнями, ступеньками, ведущими к морю, и лодочными гаражами оккупируют престарелые жители окрестных европейских государств, желающие тратить свои пенсионные евро на лобстеров и сидр в бутылках от шампанского.
Я делаю еще один поворот, проезжаю через поле и оказываюсь на улочке аккуратных двухэтажных домов с окнами в мансардах. Опустив стекло, я безуспешно пытаюсь найти глазами нужный номер. Возле синего фасада с надписью «Буланжери» изящным курсивом навигатор приказывает мне остановиться. Я паркую машину прямо у дверей и выхожу, почесывая затылок под резинкой для волос.
«Каковы шансы, что Трон поселился над булочной?» — думаю я, вытаскивая из багажника свой рюкзак.
Я иду вниз по улице, всматриваясь в окна. Не знаю, что я хочу там увидеть, наверное, просто удостовериться, что в этом поселке есть хоть кто-то живой в этом «Сайлент Хилле».
Впереди, на боковой стене немного выступающего вперед дома, нарисована недовольная русалка с синими морскими звездами вместо сосков и вывеской «Le Franc Bord» под мышкой. Позади нее распахнутая дверь.
«Совсем как в игре», — думаю я, спеша вперед и, на всякий случай, оглядываясь кругом в поисках куска арматуры.
Заведение оказывается гостиницей с занюханным баром внизу. По ноздрям сразу же бьет запах древесины, изъеденной жучками, сладковатый и омерзительный. За стойкой я вижу девушку, как две капли воды похожую на русалку со стены. Она читает книгу, облокотившись на бар.
— Бонжур. — Она бросает на меня быстрый взгляд выпуклых глаз, снизу вверх.
— Бонжур… хэллоу, — отвечаю я, смутившись от вида розовых веснушек на ее переносице.
— Как я могу вам помочь?
Впрочем, ее лицо говорит о том, что помогать она мне совершенно не хочет.
— Я ищу один адрес, здесь, в деревне, — я показываю ей сохраненный в телефоне маршрут.
— Это два дома отсюда, булочная. — Она переводит глаза на книгу, которая оказывается потрепанным изданием «Старика и моря».
Внезапно в раскрытую дверь влетает порыв ветра, ледяной и влажный.
— А вы не знаете, над магазином кто-нибудь живет? Например, мужчина, иностранец?
Она встряхивает головой, будто отмахиваясь от назойливого насекомого. У меня уходит пара секунд на то, чтобы сообразить, этот жест означал, что ответ отрицательный.
— Мерси, — бормочу я, направляясь к выходу.
Ветер усиливается. Крупные капли дождя несутся наискось, почти параллельно земле. Я прижимаюсь лбом к витрине, вглядываясь внутрь. Над прилавком горит лампочка. Я толкаю дверь и вхожу. Над моей головой брякает колокольчик. В этот момент из подсобки выходит не старая еще, но абсолютно седая дама в очках с изогнутой оправой, делавшей ее похожей на сиамскую кошку.
— Bonjour, monsieur![23] — мурлыкает она.
Я снимаю капюшон, уронив на пол пригоршню дождинок.
— Bonjour, Madame[24], — вежливо отвечаю я и перехожу на английский, произнося все слова медленно и громко, будто говорю с ребенком. Так делают все англичане в Европе. — Я разыскиваю своего друга, он из Лондона. Переехал сюда десять месяцев назад. Такой брюнет, немного лысеет, большие глаза. — Я ловлю себя на том, что показываю рукой зачесанные назад волосы и провожу рукой по глазам. Лицо моей собеседницы сохраняет недоуменное выражение. — Месье Гордон? Илай Гордон? Мне сказали, что остановился здесь, по этому адресу. Я его старый друг.