В результате, первые контракты с его лейблом были подписаны такими же непревзойденными Рэем Чарльзом и Уилсоном Пикеттом. Даже в конце шестидесятых, когда новый альбомный рок захватил власть, Ахмет не утратил своего мидасовского дара. Он был уже немолод, любил хорошо скроенные костюмы и дорогое вино, но всегда знал, где найти хорошее дерьмо, подписывая контракты сперва с Cream, а затем с Yes, Zeppelin, Crosby, Stills & Nash... Список становился все более длинным и впечатляющим с каждым годом. Ахмет также был хорош в привлечении на свой лейбл наиболее талантливых исполнителей. Один из первых шагов, которые предпринял Векслер, после того как Эртегун нанял его в Atlantic, — это похищение тогда еще не известной Ареты Франклин у Columbia и превращение ее в звезду, с помощью не такой уж простой логики в собственноручном выборе и продюсировании всех ее лучших хитов. Ахмет Эртегун, сказал Джерри Векслер, позволил ему взять кого-нибудь вроде Ареты и «превратить ее в икону». Позже он делал то же самое для лучшей английской певицы Дасти Спрингфилд, продюсируя то, что впоследствии стало расцениваться как ее звездный час — альбом Dusty in Memphis. (Когда Дасти упомянула, что она работала с Джоном Полом Джонсом в качестве аранжировщика, и высоко оценила его, решимость Векслера подписать контракт с Zeppelin возросла вдвое.)
Два прирожденных жулика с диаметрально противоположным происхождением, Ахмет Эртегун и Питер Грант были созданы друг для друга. Джерри Векслер просто стал тем, кто помог им встретиться, что было неизбежно. «Насколько я знаю, — сказал Джимми Пейдж, — мы были первой белой группой на Atlantic, потому что все более ранние белые группы были на Atco». На самом деле, The Shadows определили Zeppelin с этим званием на добрых семь лет. Не важно, тот факт, что Zeppelin заключили контракт с тем же лейблом, что и Арета Франклин и Джон Колтрейн, сказал Пейджу все. «Я не хотел, чтобы меня смешивали с этими [подписавшими контракт с Atco] людьми, — рассказал он, — я хотел быть ассоциированным с чем-то классическим». Нет сомнений и в исключительном характере сделки, которую Грант заключил для них. Партнерство между Пейджем и Грантом было установлено в выпускающей компании Superhype всего за две недели до того, как менеджер прибыл в Нью-Йорк. Это было новаторское по тем временам соглашение, предоставлявшее группе необыкновенный уровень контроля над собственным продуктом, включая все аспекты выпуска, оформления, выбора синглов, фотографий, маркетинговых процедур и для винила, и для остальных продуктов и, что особенно удивительно, с возможностью предоставления контроля над мастер-лентами. Над чем угодно, фактически, что когда-либо сможет носить имя Led Zeppelin. Джимми собирался продюсировать все записи, а Джи — быть исполнительным продюсером. Все, что оставалось Atlantic — это выпуск, дистрибуция и в некоторой степени продвижение альбомов.
Абсолютно уникальная сделка по тем временам — The Beatles только в тот же год сумели договориться с EMI о перезаключении контракта через их собственную только что основанную корпорацию Apple, в то время как The Stones эту схему позаимствуют позже, применив ее для собственного договора с Atlantic о дистрибуции для Rolling Stones Records, — и, возможно, самым удивительным ее аспектом было то, что по рукам ударили, когда никто из Atlantic еще даже не видел игру группы. «Ахмет был лучшим работником звукозаписывающей компании во все времена, — позже заявил Грант. — Каждый раз на переговорах, когда он говорил: „Питер, по рукам!“ — ты знал, что все решено». Интересно, что Грант также пренебрег указанием в договоре своего статуса менеджера группы. У него был контракт с Пейджем о совместном владении Superhype, но все остальное было сделано чисто на словах, а не юридически. «У нас просто было джентльменское соглашение, — рассказал Крису Уэлчу Джон Пол Джонс. — [Питер Грант] получал обычные менеджерские гонорары и проценты с записей как исполнительный продюсер. Все было по-честному, и, как результат, группа была действительно довольна».
Когда Грант вернулся в свою комнату в отеле Plaza и поднял телефонную трубку, чтобы сообщить хорошие новости Джимми, он знал, что настоящая работа теперь только начинается. Но он также был более уверен в себе и в том, что он делал, чем когда-либо раньше. Словно чтобы подтвердить его вновь обретенную уверенность, все билеты на первое выступление группы под названием Led Zeppelin 10 декабря в клубе Marquee в Лондоне были, на удивление, распроданы. Он вспоминал: «Вскоре после обеда я шел из нашего офиса на Оксфорд-стрит в сторону Уордор-стрит. И я подумал: „Черт меня подери, это очередь?“ Там выстроились уже человек двести».
Через три вечера они выступали в Bridge Country Club в Кентербери, том самом, где Джефф Бек впервые увидел Led Zeppelin. «Все пошло слегка не так», — с улыбкой вспоминал Бек. Усилитель, который, как он позже понял, был одним из его собственных, «позаимствованный» Грантом, взорвался посреди концерта. Но что его поразило по-настоящему — так это «потенциал. Это было просто ошеломительно, здание ходило ходуном, и всем сносило крышу». Сравнивая их с The Jeff Beck Group, он признал: «Их солист привлекательнее... золотые локоны и обнаженная грудь — и все девчонки влюблены в него. Еще у них был Бонзо на ударных, и тот творил любую свистопляску». Это был, как он заключил, «куда лучший состав, чем у меня... Я был ослеплен завистью».
К тому времени первая часть аванса Atlantic была положена в банк, к Пейджу вернулись деньги, которые он вложил в издержки тура и записи, плюс основательная прибавка наличными, чтобы вознаградить его старания, а остальные участники группы с удовольствием получили от Гранта большие толстые чеки на 3 000 фунтов каждый. Плант и Бонэм, в частности, были в экстазе. Большее, что ударник когда-либо получал за свою игру, — это 40 фунтов в неделю у Тима Роуза, а Плант все еще считал свое жалование в 25 фунтов в неделю от Zeppelin подарком богов. Бонзо тут же побежал покупать новый Jaguar XK 150. Плант, женившийся в ноябре на Морин — быстрая церемония в местном ЗАГСе перед тем как прыгнуть в машину и погнать в Лондон на концерт группы в Roundhouse тем же вечером (он чуть не пропустил шоу, когда его старый драндулет развалился на шоссе), — потратил деньги на первоначальный взнос за большой обветшалый дом за городом. Морин была уже глубоко беременна, когда они решили пожениться, и отчасти по этой причине Плант позвал нескольких друзей съехаться с ними, образовав что-то вроде полукоммуны, которой он бы руководил — благосклонно, по его мнению, хотя право собственности на имущество никогда не подвергалось сомнению, — несколько следующих лет. Он решил, что и для Морин будет неплохо иметь какую-то компанию, пока он будет в турне с новой группой.
Всем, кто знал их, было очевидно, что в жизнях Роберта Планта и Джона Бонэма началась совершенно новая глава. «Мы были одного поля ягоды, Боже, это поразительно! — рассказал мне Плант в 2005-ом. — Плюс, мы здорово играли. Играли с ребятами, которые были несколькими лигами выше, чем все, с кем мы играли до этого. Итак, мы были напряжены, натянуты и озадачены в музыкальном плане. Было много требований, которые в конце концов сблизили нас. Мы вместе возвращались домой с репетиций у Джимми в Пэнгборне на фургоне Ford Anglia матери Бонзо — и начали общаться как двое парней из «черной страны» [Каменноугольный и железообрабатывающий район Стаффордшира и Уорикшира. — Прим. пер.], которым было что обсудить. Честно говоря, в первый раз мы нашли что-то настолько значительное. В музыкальном плане это было поразительно. И все создавалось с учетом нашего собственного вклада, что делало это еще более поразительным. Ведь мы не собирались больше заменять кого-либо, то, что было The Yardbirds, стало Led Zeppelin в ту минуту, когда мы начали играть. Мы много разговаривали об этом и заложили основы близости, которая, возможно, базировалась на нашей наивности. Мы были крупными рыбами в маленьком пруду там, в «черной стране», и вдруг мы попали в ситуацию мирового масштаба, сидя вместе у станков и не понимая, какой инструмент выбрать».