Вы с Биллом стали хорошими товарищами и в других областях. Ты уже тогда любил выпить, садился за руль отцовского кабриолета Ford Zephyr, и вы вместе ходили на бровях. В те дни не было чертовых трубок, тестов на алкоголь, дружище, и вдвоем вы мертвецки напивались. Такие были деньки. Но лучшее, что Билл когда-либо сделал для тебя, — это знакомство с квартетом Дэйва Брубека. Их ударник, Джо Морелло, был известен своей причудливой техникой «пальцевого управления» — тем, что он вытворял своими пальцами, стуча по малому барабану таким образом, что в одно мгновение он звучал подобно рычанию льва, а в следующее — словно лук и стрелы. Ты не мог отказаться от мысли играть на барабанах голыми руками. Ты думал, это было лучшей идеей со времен появления нарезанного хлеба. Потом Билл показал тебе еще один «классный прием» из записи Хамфри Литтлтона, который он называл «Караван», когда ударник играл руками на напольных томах. Ты не мог отступиться и умолял Билла показать, как это делается. «Забудь, у тебя никогда не получится», — сказал он. Но у тебя, черт возьми, получилось, парень. Черт возьми, у тебя получилось!
Поначалу ты кричал и ругался, когда ранил руки и ломал ногти об ободы и тарелки, но будь ты проклят, если б бросил это, ведь в конце концов ты смог. «Фишка не просто в том, чтобы играть руками, — скажешь ты позже, когда все соберутся вокруг, чтобы расспросить тебя об этом. — Из барабанов извлекается приятный тихий звук, которого невозможно достичь палочками. Сначала рукам больно, но потом кожа становится грубее». В итоге ты так привык играть на барабанах руками, что тебе стало казаться, что ты руками ты можешь бить по ним сильнее, чем палочками. И ты мог, ты, черт возьми, мог.
К окончанию школы ты настолько укрепился в своем решении стать ударником, что сказал: «Я бы играл просто так, без вознаграждения. На самом деле, долгое время я так и делал. Но мои родители поддерживали меня». А ты поддерживал их, присоединившись к семейному бизнесу как ученик плотника. Укладка кирпичей и таскание носилок сделали тебя физически крепким, но проклятый подъем на работу в шесть утра едва не убил тебя, особенно когда ты начал выступать с группами в местных пабах, просыпаясь на работу на следующее утро еще пьяным. Но музыка становилась даже более важной, чем крикет. Однажды ты проехал на велосипеде чертовы сорок восемь миль, чтобы увидеть Скриминг Лорда Сатча и взять у него автограф. И начал собирать собственную коллекцию пластинок. Не то чтобы ты был разборчив, нет. Johny Kidd & The Pirates были ничего, так же, как The Hollies и The Graham Bond Organisation, чей ударник, Джинджер Бейкер, нравился тебе больше, чем кто-либо со времен Джина Крупы. На твой взгляд, Джинджер был ответственен за те же вещи в роке, что Крупа — в джазе. «Джинджер был первым, кто выступал с этой „новой“ позиции — что ударник может быть ведущим в рок-группе, а не кем-то покинутым и забытым на заднем фоне».
Ты особо не думал об этом, но постоянно учился, постоянно держал глаза и уши открытыми, даже когда бывал пьян. Когда тебе было семнадцать, ты увидел Denny Lane & The Diplomats. Их ударник, Бив Бивэн, был неплохим малым примерно твоего возраста. Иногда во время выступлений он разрешал тебе сидеть рядом, просто наблюдая за его действиями и смотря, не сыграет ли он чего-то такого, что можно будет утащить у него. Американские соул и R&B тоже были хороши, особенно когда ты добился того глубокого, открытого звука ударных, который отличал все эти записи. Как ты полагал, фишка была в том, чтобы приложить руки к самым большим барабанам, какие только были, без всех этих бабских сурдин и шумоглушителей, и просто колотить по ним, бить их, как кирпичи. По твоим же словам, ты был непоколебим в своем желании «получить этот звук».
Прошло немного времени, и ты наконец свалил из пабов, получив первый настоящий шанс в так называемой Сети Мамаши Рейган — The Oldhill Plaza, The Handsworth Plaza, The Gary Owen club, The Birmingham Cavern и прочих подобных местах, — играя в группах вроде Terry Webb & The Spiders, The Nicky James Movement, Locomotive и A Way of Life. Ты даже недолго стучал для The Senators и должен был участвовать в записи трека ‘She’s A Mod’, который завершал сборник Brum Beat. Был 1964 год, тебе было шестнадцать, и если не это сделало тебя настоящим ударником, то ты не знал, что же, черт возьми, сделало, дружище…