— Поистине гениальная идея, ваше величество.
— Хорошо, хорошо, — остановил его польщенный Веселунг. — Так уж получилось… Но именно это я и имею в виду, когда говорю, что тонкий ум может оказаться куда более надежным оружием, чем храбрость. Чтобы завоевать руку моей дочери и полкоролевства, вам придется проявить почти сверхъестественный ум.
Он сделал паузу, в течение которой Лионель изо всех сил постарался придать выражение сверхъестественного коварства своему честному и открытому лицу.
— Вы получите и то и другое, — торжественно произнес Веселунг, — если вам удастся убедить принца Удо… вернуться в Арабию… одному!
Лионель, ожидавший самого худшего, даже задохнулся. Это было так просто, что казалось неловким принимать предложение. Для того чтобы убедить Удо сделать то, к чему он сам всей душой стремился, не требовалось ничего сверхъестественного. В какое-то мгновение он чуть было не поддался желанию так и объявить королю, но сдержался. В конце концов, если ему так хочется, пусть так и будет.
Веселунг, человек по природе простодушный, неверно расценил его колебания.
— Я понимаю, — заговорил он сочувственно и несколько виновато, — что поставил перед вами почти неразрешимую задачу и вы, естественно, обескуражены. Это неудивительно. Вы знаете его высочество гораздо лучше, чем я, но даже краткого знакомства с ним мне оказалось достаточно, чтобы убедиться, что он упорно отказывается понимать… ээ… намеки. Человек, который сумеет донести до него с должной долей такта и настойчивости, что Арабия нуждается в его немедленном присутствии — одного его, — должен обладать поистине змеиной мудростью.
Человек, обладающий змеиной мудростью, просто сказал:
— Ничего не остается, как попытаться.
Король радостно вскочил и тепло пожал ему руку.
— Думаете, получится? — спросил он с надеждой.
— Если принц Удо завтра же не отправится в Арабию…
— Один, — быстро вставил Веселунг.
— Один, значит, я не справился с заданием и недостоин руки вашей дочери!
— Дорогая, — сказал король Гиацинте, когда она пришла пожелать ему доброй ночи, — похоже, ты собираешься выйти замуж за очень умного человека.
— Конечно, отец. Я-то это давно знаю.
— Надеюсь, ты будешь с ним так же счастлива, как я буду счастлив с… как я был счастлив с твоей матерью.
«Хотя я решительно не понимаю, на что он надеется», — подумал он про себя.
Глава 22
Семнадцать томов отправляются на полку
Король Восточной Евралии Веселунг завтракал на башне своего замка. Он снял золотую крышку с золотого блюда, выбрал форель и аккуратно переправил ее на золотую тарелку. Когда у вас есть тетушка… но не стоит повторяться.
Король Западной Евралии Лионель завтракал на башне своего замка. Он поднял золотую крышку с золотого блюда, выбрал форель и аккуратно переправил ее на золотую тарелку. Когда у вашего тестя есть тетушка…
Наследный принц Арабии Удо завтракал… Но нет, я не могу больше описывать, как Удо принимает пищу. В этой книге и так было более чем достаточно еды и питья. На самом деле, было достаточно всего, и настало время прощаться.
Давайте сначала попрощаемся с принцем. Его отъезд из Евралии был крайне скоропалительным. Пятиминутного разговора с Лионелем оказалось достаточно — принц охотно позволил убедить себя в том, что он неверно оценил чувства графини, и с радостью принял сообщение, что может покинуть Евралию без всякого риска.
— Вы непременно должны навестить нас снова, — попрощался с ним Веселунг.
— Да, я буду очень рада, — сказала Гиацинта.
Есть два способа говорить подобные вещи, и они выбрали второй, как, впрочем, и Удо, отвечавший, что будет в восторге.
Ровно неделю спустя состоялась знаменитая двойная свадьба. Роджер Кривоног посвятил целую главу описанию того, как король Веселунг произносил речи, а королева Бельвейн одаривала народ. На этот раз мы с Роджером сошлись во мнениях относительно Бельвейн: добродетели, в которых историк отказывал графине, он охотно приписал королеве.
Гиацинта тоже не смогла устоять перед ее обаянием. Бельвейн, верхом на своем иноходце, с радостным взором и розами на щеках, с полуоткрытыми от усердия губами, пригоршнями бросающая золото и серебро в толпу, отдающую себе отчет в ее ребячливости и все же полную искреннего восхищения, — в этот день Бельвейн покорила все сердца.
— Все-таки она прелесть, — сказала Гиацинта Лионелю. — Лучшей королевы и желать нельзя.