— Я тебе не девочка.
Я не ответил. Молчание — знак согласия. Она действительно была далеко не девочкой. Ее фигура, конечно, только начала приобретать должные формы, но уже была достаточно привлекательной и соблазнительной (так бы и съел, извиняюсь за буквальное выражение), а глаза вовсе не выглядели молодыми и наивными. Пережила она если не много, то достаточно.
— Ладно, — она вздохнула. — Хорошо. У тебя есть план?
— Не-а.
— Тогда зачем подбивал работать вместе? — удивилась она.
— На будущее. Всегда полезно иметь связи.
— Идиот.
— Дура, — тут же отозвался я.
— А правда, что вы можете безнаказанно убивать людей? — неожиданно спросила она. — Ну, то есть, не по закону, а перед Садами?
Вот, уже пошли правильные вопросы.
— Правда.
— Как… как это происходит?
— Как-как, чикнул по горлу ножичком, он и скопытился. Можно утопить, скормить зверям, придушить, дать по голове чем-нибудь тяжелым… Много способов. А что до Садов, то это я и сам без понятия. Просто так есть, вот и все. Поверь, я и сам сотни раз об этом думал — дохлое дело. Мы просто чисты, и для нас убийство не является таким уж грехом перед Райной.
— Наверное, она просто закрывает на вас глаза за все ваши добрые поступки.
Я расхохотался в голос и тут же схватился за объятый пламенем левый бок, но смеяться не перестал, от чего мне стало вдвойне больнее и втройне веселее.
— Чего?
— Добрые поступки? — я утер образовавшиеся на глазах слезы.
— Да. Вы ведь помогаете людям, разве нет?
— Мы берем с них плату, это совсем другое. Это наша работа, и выполняем мы ее вовсе не по доброте душевной, можешь мне поверить, девчонка.
Она задумалась.
— То есть если вам не заплатят, то ты и спасти никого не попытаешься? Женщину? Ребенка?
— Даже пальцем не двину. Фермеры получают ведь деньги за мясо и зерно, а что с ними будет, если они все это просто раздадут беднякам?
— Помрут с голодухи.
— Вот именно. Всем хочется жить. Все выживают, как могут. Как тебя зовут?
— А вот этого я точно тебе не скажу!
— Как хочешь, — я сел и пожал плечами, встречаясь с ней взглядом. — Я вот Йен.
Она вздохнула.
— Ольха.
Я попытался изобразить как можно более приветливую улыбку.
— Чего лыбишься?
— Мог бы и догадаться, — я показал пальцем на ее волосы. — Темно-рыжие, как кровь. Очень необычный цвет, можешь гордиться.
Девчонка вздрогнула, будто ей отвесили пощечину, и я прикусил язык. Нет, не просто же так ей их обрезали! Мог бы и помолчать, знаток, чтоб тебя, женских душ.
— Ну, раздеваться тебя просить не имеет смысла, так что лучше покажи, что прячешь вон там, в правой руке. Может, вместе придумаем, как это использовать.
Она раздраженно покачала головой, но все же перекинула мне через прутья решетки что-то круглое и коричневое.
Продолговатый острый крюк, блеснув ржавчиной в скупом свете солнца, свалился у моих ног и тихо звякнул…
«Холодно.
Мое тело медленно раскачивается на тяжелых мясных крючьях. Цепи глухо звенят и скрежещут, проворачиваясь на стальных кольцах, прибитых к одинокой виселице на холме.
Я пытаюсь поднять голову. Кажется, на ней что-то надето.
Я открываю глаза, и беззвучный крик застывает у меня в горле.
Они кружат вокруг в своем дьявольском танце заклятий. Огромный красный костер горит в ночи, освещая их нагие изуродованные тела, покрытые слоем черной вязкой грязи, которая струится вниз и заливает холм, отравляя все живое вокруг. Трава погибает.
Я пытаюсь двинуться. Не выходит.
Какой-то шлем, оббитый изнутри чем-то смердящим и липким, все сильнее стягивается на лбу, становясь моей второй кожей. Только через мгновение я понимаю, что это — волчья голова…»
— Йен!
Я вздрогнул и тряхнул головой, избавляясь от плохих воспоминаний.
— С тобой все в порядке?
— В полном, можешь не беспокоиться, — я дрожащими руками поднял с пола крюк и придирчиво осмотрел его с ног до головы. — Ты где его достала?
— Украла у одного из них, пока они пытались меня сюда затащить.
— Неплохо. Совсем не плохо.
А может, она не такая уж и дура, как я сначала подумал. Мне в голову пришла вдруг совсем дурацкая идея, и на секунду я даже хотел ее озвучить, но потом подумал и отбросил ее в сторону. Рано загадывать так далеко. Еще даже не известно, выберусь я отсюда или нет.
— Полезная штука, — я вернул ей мясной крюк, запачканный старой запекшейся кровью. — Но, к сожалению, здесь абсолютно бесполезная. Поверь, я уже несколько дней пытаюсь отсюда выбраться, и ничего. Замки здесь самые лучше, что есть в Карантании и во всем Тарантуре, и их обычной железякой не откроешь, а решетки прочные как панцирь долбаной морской черепахи: ни согнуть, ни разогнуть. Лучшая тюрьма Держателя, как-никак, и с этим не поспоришь. Но ты все равно его береги.