- Вы делаете, что хотите. И что любите.
- Не без этого, - Мачо моментально остыл. Ухмыльнулся, показав красные дёсны. - Ну ладно.
Он закусил большой палец, глядя сверху вниз на старика и будто спрашивая себя: "Как меня угораздило во всё это ввязаться?"
- Все мы начинали с тэгов. Значит, для успешного начала тебе нужно имя, папаша. И желательно покороче. Не писать же на всю стену паспортные данные. Кстати, как там тебя кличут?
Виктор Иванович назвался. Волосы на его макушке шевелились от возможностей, которые несло в себе "ну ладно" Мачо. Отвлёк их велосипедный звонок. Прикатила на своём велосипеде Гайка. Увидев старика, она вскинула руки в приветствии.
- Думала, вчера вы просто улизнули из дома престарелых. Что сегодня вас уже не выпустят или вы сами не захотите прийти... или уже про нас забыли.
Виктор Иванович подумал о старушках на лавочке.
- Я оттуда уволился. Что толку с ними возиться? Они уже стоят обеими ногами в могилах, держат в руках по веслу и только и говорят: "Оттолкни нас, пожалуйста, от берега".
Девушка сверкнула улыбкой.
- Я ни за что бы не поверила, если бы мне сказали, что я увижу вас вновь, но... захватила кое-что из дома. Так, на всякий случай.
Пальцы развязали тесёмки на рюкзаке, на свет появилась книга в твёрдой, потрёпанной обложке.
- Это по основам изобразительного искусства. Когда она попала мне в руки, всё изменилось. Я изменилась. Можете сами проверить. На передней корке там то, что я рисовала до того, как серьёзно взялась за художественное мастерство. А на задней - то, что после.
Виктор Иванович проверил. И правда, впечатляет. Потом открыл книгу на середине и прочитал абзац про построение перспективы.
- Слишком сложно для такого динозавра, как я.
Север, занятый принесением в жертву своему волчьему аппетиту пакетика с сухарями, поднял голову и сказал:
- Послушай, старый ленивый хрен! Хочешь ты учиться или нет? Если нет, то почему бы тебе не убраться от нас подальше?
Мачо сделал большие глаза (в сочетании с угрюмым изгибом его рта это смотрелось комично) и зашептал:
- Север терпеть не может, когда кто-то лезет в его любимое дело, не имея способностей даже к самым элементарным вещам.
Виктор Иванович перелистнул страницу. Он старался не обращать внимания на Севера, чьи манеры склочного вестгота самым иррациональным образом мешались с манерами заносчивого римского патриция. Эти двое как будто дрались в его тощей грудной клетке не на жизнь, а на смерть. У старика гулко ухало сердце, но причиной тому был вовсе не Север.
- Ну хорошо, я обещаю, что осилю хотя бы пару глав.
- Да ладно. Видел бы ты, как он сатанеет при виде мальчишек-бомберов. Тех самых, кто расписывается маркером поверх наших художественных работ.
- Но не прямо сейчас. Прямо сейчас я... я...
Виктор Иванович хрипел, как извергающийся вулкан. Глаза его бегали; он чувствовал себя, как вдова, что рассыпала по полу коробку с любимыми пуговицами и теперь готова грохнуться на колени, собрать все до единой и пересчитывать снова и снова, гадая, какая же закатилась в щель между шкафом и софой.
Он действительно грохнулся на четвереньки. Кисточка в руках трепыхалась, как свежепойманная форель, оставляла на асфальте зелёные кляксы.
- Ты похож на малыша, - смеясь, сказала Гайка.
Виктор Иванович не ответил. Он чувствовал, что стоит на пороге чего-то великого, как бравый исследователь Аляски, готовый сойти с корабля на загадочную землю, которую в течение долгих недель плаванья видел во сне. Старик не мог побороть волнения, кисточки выглядели рукоятками гигантской, неповоротливой машины, которая, шурша коленными валами и ременным приводом, вращает землю и приводит в движение пласты земной коры. Впрочем запах влажного асфальта (накануне был дождь) вместе с запахом краски сделал своё дело: в голове немного прояснилось. Виктор Иванович чувствовал себя медведем, оставляющим косолапые следы на песке; эти следы он и рисовал, пытаясь по возможности без потерь переложить на горизонтальный холст причины и возможные следствия его здесь нахождения.
Получалось просто ужасно.
Мачо, будто не зная, что делать, уходил и снова появлялся. В последний свой визит он ласково сказал:
- Эй, папаша. Помнишь, я тебе говорил про тэги? Почему бы тебе не взять себе псевдоним - "Папаша"? Коротко и ёмко. Можешь пока потренироваться в его написании. Все с этого начинали.
- Я не все, - процедил Виктор Иванович. Прищурившись, он созерцал зелёные пятна на асфальте - как будто здесь истекло кровью инопланетное существо. Они обращаются с ним, как с безусым юнцом... впрочем он и был юнцом, раньше времени постаревшим, облезлым щенком, прибившимся к стае. Так стоит ли злиться? Лучше расправить морщины в ушных раковинах и впитывать, впитывать тот язык, жесты и сигналы, которыми они общаются.
Виктор Иванович решил, что он не слишком стар, чтобы учиться чему-нибудь новому. По крайней мере, не рассыпается под порывами ветра, как груда камней. Как давно он по-настоящему ничему не учился! Старик вдруг подумал: "А когда я вообще чему-то учился?" В послевоенные годы было, мягко говоря, не до учёбы. Помнится, он тогда работал на стройке, был грузчиком в совхозе, куда его пристроил один дальний родственник. Он заинтересовался электричеством и осваивал мастерство его укрощения, в основном на собственной шкуре. Не один и не два раза общежитие, комнату в котором он занимал, оставалась без света из-за дрожащих от жадности пальцев, хорошенько покопавшихся в щитке. А почему от жадности? Да потому, что кто-то ляпнул, что, будучи электриком, можно хорошо устроиться в жизни.