— Ну вот! — радостно прокричала она. — Теперь у нас будет снимок на память!
Юхан посмотрел на нее.
— Эллен, — сказал он. — Пришли мне, пожалуйста, фотографию.
Эллен кивнула, переводя взгляд на Май:
— Прислать фотографию сюда, к вам домой или куда-то еще?
Май хотела было ответить, но Юхан ее опередил:
— Пришлите сюда, в больницу. Мне. Я буду смотреть на нее по вечерам перед сном.
Эллен снова кивнула, но, показав на живот, объяснила:
— Может получиться не так скоро, я не стану проявлять пленку до родов. Схватки могут начаться в любой момент, но стимулировать их будут не раньше чем через две недели после назначенного срока, — протараторила она. — Поэтому не знаю, когда смогу прислать снимок.
— Как получится, дружочек, — перебил ее Юхан. — Как получится. И пришли, пожалуйста, фотографию младенца.
Эллен посмотрела на Андреаса и, улыбнувшись, с готовностью кивнула.
— Мне хотелось бы иметь фотографию того момента, когда ребенок только что появился на свет… — Юхан кашлянул, — только что появился на свет и повернулся, чтобы впервые дотронуться до тебя. Ты пришлешь мне такую фотографию, Эллен?
Она снова кивнула, должно быть обдумывая трудности, которые возникнут в ходе такой съемки.
— Эллен, — сказал Юхан.
Беременная посмотрела на него.
Юхан кивнул в сторону сына, не отводя взгляда от ее голубых глаз.
— Будьте вместе, — сказал он.
— Конечно! — ответила Эллен, сжимая руку Андреаса. — Как же иначе.
В следующие дни он кричал от боли. Но, должно быть, не слишком громко, потому что никто этого не слышал. Голова у него вот-вот разорвется на части. Он помнил, что Май рассказывала ему о Шумане. Когда мрак начал сгущаться, в голове у него непрестанно звучала нота «ля». Это было еще до того, как его поразила невероятно прекрасная музыка, которую он не мог ни записать, ни сыграть. Нота «ля» — ночью и днем. Непрерывная нота «ля». Так было и с Юханом. В голове звучал какой-то гудок, который становился все громче и громче. У Юхана не было слуха, но этот звук походил на гудок в телефонной трубке, который, как всем известно, соответствует ноте «ля». Ля, ля, ля во всем — в солярии, в малярии, в поляне, в орлятах, в проклятье, в ляпсусе, в кляксе. И в имени Май!
— Ты меня звал? — Голос доносился откуда-то издалека.
— Сделай что-нибудь, — умолял Юхан.
— Я держу тебя за руку. Чувствуешь?
— Ты можешь что-нибудь сделать, Май?
Секундное замешательство. Бормотание. Слова, которые сыплются в беспорядке. Туда-сюда. Взад-вперед. Пой, пой, пой! Май плачет. Где-то далеко раздается шепот, но шепчут не ему, а кому-то другому: «Он больше не понимает, о чем говорит».
Мгновение ясности. Юхан стоит перед зеркалом в Вэрмланде. Моя… жизнь. Моя… жизнь. Все, что он видел перед собой, было длинной прямой чертой. Как длинная коса Май. И это все? Май, любимая, это все? Больше ни одного хоть крошечного изгиба?
Именно об этом думал Юхан. Ему хотелось увидеть изгиб. По утрам светает, по вечерам темнеет, а когда наступает день, он поворачивается, поднимает голову и смотрит на небо или оглядывается на проделанный путь. Какая разница. Но он поворачивается. И это изгиб. Поворот образует изгиб. Красивое совершенное движение.
По утрам светает, а по вечерам темнеет, а когда наступает день, он поворачивается.
Вот так.
Теперь он может заснуть. Вот что он хотел сказать. Нужно было только повернуться, а потом заснуть.
— Юхан.
Май стояла, склонившись над ним.
— Юхан.
Открыв глаза, он посмотрел на нее. Май улыбалась:
— Я тебя разбудила?
Юхан покачал головой.
— У Эллен с Андреасом родилась дочка. Три с половиной килограмма. Эллен сделали кесарево сечение сегодня утром в пять минут восьмого. И с мамой, и с дочкой все хорошо. Девочку назовут Агнес.
— В честь матери? — прошептал он.
— Да.
— Хорошо, — прошептал Юхан и снова заснул.
В следующие дни снова какое-то бормотание. Он опять слышал, как Май разговаривает с кем-то из белых халатов. «Он не знает, что происходит. Его здесь уже нет». Он снова услышал, как плачет Май. Май плачет, а белый халат утешает ее. Юхан хочет крикнуть: «Нет! Я здесь! С вами!» Но ему больно, он не может. Изо рта вырываются совершенно другие звуки.
Однажды ночью появляется Май. Должно быть, сейчас ночь, потому что в течение многих часов он не слышал ни звука. Она садится на край кровати.
— Юхан, — говорит она.