— …Тсс, не произносите этого вслух. Если хотите, чтобы желание сбылось, надо держать его в секрете.
— Мы не говорим, что вы сидите на волшебном диване. Это наш секрет. Мы просто играем. Вы смеетесь, отпиваете глоток кофе или, если дело к вечеру, вина, а мы со Стеллой изучаем ваше лицо и стараемся угадать, чего вы пожелали. Хорошее или плохое. Диван-то ведь исполняет все желания, не только добрые.
— Когда я впервые села на этот диван…
— То ты подумала…
— Я подумала, что мне нужен именно этот диван.
— Когда ты впервые села на этот диван, я подумал, что именно ты мне и нужна.
Понимаете ли, господин страховой агент Гуннар Р. Овесен, именно этот диван цвета авокадо и свел нас. Стелла зашла в «Мебель Галилео», села на этот диван, повернулась ко мне и сказала: «Я беру его». А через шесть недель я привез его к ней домой.
— Он привез диван ко мне домой и поставил посреди гостиной. А потом отказался уходить.
— Ты тоже этого не хотела, Стелла.
— Все у меня остаются.
— Бедняжка Стелла!
— Все у меня остаются: водопроводчик, Мартин, господин Поппель.
— Тебя уже и господин Поппель не устраивает?
— Я же не знаю, какое у него лицо — доброе или злое.
— Когда я думаю про господина Поппеля, то представляю себе бабушку Харриет.
— Ну тогда у него злое лицо.
— Нет, Стелла, доброе.
— Она бьет детей.
— Стелла, не надо опять об этом!
У меня трое свидетельниц: Альма Блум, Фредерике Молл и Элла Далбю. По очереди в кабинет заходят три женщины в черном, одна уродливее другой, и у каждой в руках какое-нибудь вязанье. Самое обидное, что в тот момент на улице было много народу. Стоял ясный теплый вечер, а этот девятиэтажный дом выходит окнами на Фрогнер-парк. Люди были повсюду: они гуляли с собаками, несли корзинки для пикника и бутылки вина, играли в мяч, стояли на трамвайных остановках, выходили из парка или заходили в него. Но в Осло прохожие редко поднимают голову. Они чаще смотрят себе под ноги. Поэтому никто не обращает внимания на то, что происходит наверху.
Многие подбежали, когда Стелла уже лежала на земле, накрытая синей подстилкой для пикника, которую в ужасе набросила на нее Альма Блум. Они подбежали позже, и только трое видели Стеллу на крыше вместе с Мартином до падения.
Высоко наверху, на крыше девятиэтажного дома, Стелла и Мартин. Они движутся из стороны в сторону, по самому краю, впереди он, за ним она, маленькими шажками, разведя руки в стороны, как циркачи или канатоходцы. Альма Блум — а может, это была Фредерике Молл — кричит им, чтобы они спускались, но они не слышат. Они оказываются рядом, протягивают друг к другу руки и долго стоят обнявшись.
Однако Альма Блум утверждает, что объятие больше походило на борьбу.
— Мартин, твоя жена была беременна. Срок три или четыре недели.
Мартин делает протестующий жест.
— Этого не может быть, — говорит он. — Она принимала противозачаточные таблетки.
— Еще как может, — вздыхая, говорю я, — Карина, моя коллега из судмедэкспертизы, обнаружила в яичниках Стеллы большое количество желтого тела, а в матке — эмбрион размером около сантиметра. Не крупнее вот этого ногтя, — показываю я ноготь на указательном пальце. — Совсем крохотный зародыш. Маленький сгусток плоти, покрытый слизистой оболочкой, небольшой вздувшийся холмик, пузырчатое образование. Ты знал об этом?