Май приходила каждый день. Поначалу, после того как была сделана операция, признанная последней и бесполезной, они мало разговаривали между собой. Она держала его за руку, спрашивала, болит ли шов, смачивала ему губы водой. Постепенно он оклемался. Морфий был настоящим подарком. Подарком богов. В буквальном смысле этого слова, думал Юхан. Названный в честь бога сновидений Морфея, сын бога сна Гипноса. Хотя в эти дни его не клонило в сон. Морфий его бодрил. Однажды, когда Май пришла навестить его, Юхан сидел в кровати, подложив под спину подушки, и читал биографию, о которой недавно опубликовали хороший отзыв в газете.
Май села на край кровати. Он посмотрел на нее. Май накрасилась. Слегка. Немного подкрасила губы и веки. Май никогда не красилась. Это было впервые. Красиво.
На голову она повязала красный шелковый платок. Красный платок на длинных седых волосах, как у свободных художников, подумал Юхан. Она немного напоминает сейчас Карен Бликсен[19].
Он сказал ей об этом.
— Когда будешь писать мою биографию, назови ее «Праздник в морфиновой долине», — попросил он.
— «Праздник в морфиновой долине», — засмеялась Май.
— Да. Это будет длинное, страстное и печальное сочинение о моей жизни. Я думаю, такое название дали бы этой книге и ты, мой биограф, и я сам. Ее основная тема — своеобразная мрачная аура мистики и унижения.
— Ну при чем тут унижение? — сказала Май.
— Именно унижение. Ты должна создать впечатление, что я прожил лихорадочную, опасную и деструктивную жизнь.
Май погладила его по щеке:
— А ты все тот же, мой милый Юхан.
Опять. Опять этот нежный голос. А ты все тот же, мой милый Юхан.
Он резко оттолкнул ее руку. Май удивилась. Глаза заблестели.
Юхан старался не смотреть на нее. Мужчина за ширмой кашлянул. Юхан прошептал:
— Май, ты накрасилась.
— Да нет, вовсе нет. Я только…
— Ты накрасилась для меня. Ты хочешь быть особенно красивой, навещая в больнице своего умирающего мужа?
— Я всегда немного крашусь. Ты же знаешь. Вот и сегодня тоже.
— И на голове у тебя красный платок.
— Да.
— Тебе идет.
— Спасибо.
Она смотрела в пол. Глаза у нее были красными.
Потом Май сказала:
— Я говорила с Андреасом. И просила его прийти.
— Понятно. Ну и что, он согласился?
— Я рассказала ему, насколько серьезно твое положение, сказала, что, наверно, пора.
— Наверно, после этого он и решил прийти?
— Он сказал, что у него появилась девушка.
— Да уж пора. Сколько там исполнилось мальчику?
— Ему уже за сорок. По-моему, сорок три.
— Надо же.
— Так вот, он сказал, что у него появилась девушка. Ее зовут Эллен.
— Эллен, — повторил Юхан. — Ей тоже за сорок?
— Нет. Совсем нет. Он сказал, что ей двадцать четыре года. Разумеется, она очень милая. Работает на производстве.
— Что значит «на производстве»? — спросил Юхан.
— Не знаю, — ответила Май. — Просто на производстве. Так он сказал.
— О господи, Май. Надо было спросить, что за производство такое.
Май вздохнула. Он посмотрел на нее. Май демонстративно прикусила губу.
— Юхан, — сказала Май. На этот раз решительным голосом. — Ты не разговаривал с Андреасом почти восемь лет, а я его вообще едва знаю. Я подумала, что это неплохая мысль — дать вам поговорить до того, как… Ты меня понял.
Она осеклась.
Юхан оглянулся на ширму.
— Ты слышал? — крикнул он незнакомцу с соседней кровати. — У меня есть сын! Его зовут Андреас!
Незнакомец кашлянул. Сквозь ширму можно было разглядеть движение тени.
— У моего сына появилась девушка. Симпатичная маленькая кошечка двадцати четырех лет. А самому ему уже за сорок.
Человек за ширмой вздохнул:
— Заткнись! У меня тоже есть сын!
Юхан вздрогнул. Он наклонился поближе к ширме, чтобы услышать, что будет сказано дальше. Но там воцарилась тишина. Было слышно только, как кто-то с трудом пытается перевернуться на другой бок на высокой больничной койке.
Юхан снова повернулся к Май. Краска у нее на глазах слегка потекла. Юхан пристыженно улыбнулся, протянул руку:
— Расскажи мне, что сказал Андреас. Он хочет прийти ко мне?
— Да, в конце концов он захотел. Мне пришлось намекнуть, что… что ты… что, наверно, ты сейчас переживаешь не лучшее время.
Юхан взглянул на нее, быстро привстал на кровати. Неосторожное движение — и шов будто бы лопнул. Он вскрикнул.