Женщина опускает голову, пряча от меня глаза. Почему они от меня скрывали, что что-то не так?
— Твоя бабушка просила ничего не говорить тебе. Она не хотела обременять тебя своими проблемами.
— Своими проблемами? Но она моя семья! — в отчаянии говорю я. — Скажите, насколько все серьезно?
— Я уже сбилась со счету, сколько раз она оказывалась в больнице за последние полгода. Врачи предлагали ей сделать операцию, но не давали никаких гарантий. Она отказалась.
— О, боже. — С трудом могу переварить эту информацию. Она свалилась на меня так внезапно, что я не могу в нее поверить. — Что я…что я могу сделать?
На лице тети Шэрил появляется грустная улыбка, от которой сердце снова сжимается в тугой узел.
— Просто быть с ней рядом. Я думаю, это именно то, что ей сейчас очень нужно.
Сделав глубокий вдох и выдох, закрываю глаза, чтобы почувствовать хотя бы каплю спокойствия. Ничего не получается. Становится только хуже, больнее. Я чувствую себя ужасно бесполезной, понимая, что ничего не могу сделать.
— Тетя Шэрил, скажите, что все будет хорошо, — говорю я, глядя на нее с надеждой. — Прошу вас.
— Ари, — говорит тетя снова, подойдя ближе. В ее глазах так много печали. — Она ждет тебя. Иди.
Подойдя к двери, тихо дергаю за ручку и захожу в палату. Увидев бабушку, по телу пробегает дрожь, а к глазам стремительно подкатывают слезы.
Сажусь на край кровати, и в оцепенении смотрю на ее лицо. Осторожно касаюсь ее руки, глажу ладонь, с большим трудом сдерживая в себе слезы. Она не должна видеть, что я плачу.
— Ари, — произносит она, слегка приоткрывая глаза. Ее губы почти незаметно растягиваются в улыбке, и я тоже улыбаюсь ей в ответ. — Ты здесь.
— Привет, — шепотом отвечаю ей. — Как ты?
— Бывало и лучше. — Ее голос такой слабый. Мне кажется, она произносит каждое слово с таким усилием. — Наш телефонный разговор…
— Забудь о нем. Тебе нельзя волноваться. Мы просто оставим это…
— Послушай меня, — вздыхает она, и я замолкаю. — Ты должна все знать, солнышко. Пришло время узнать правду.
— Зачем ты рассказываешь мне об этом сейчас?
На мгновение она закрывает глаза, а затем снова устремляет на меня свой взгляд, от которого по телу вновь пробегает дрожь.
— Потому что у меня больше не будет такой возможности, — отвечает она. — Просто выслушай меня. Пожалуйста.
— Хорошо, — соглашаюсь, чуть крепче взяв ее за руку.
— Когда Мишель встретила твоего отца, она выглядела такой счастливой. Я была рада, что она нашла свою любовь, но меня беспокоило, что я совсем ничего не знала о Гейбе, его родителях. Но он всегда был очень вежливым и учтивым. Твой дедушка его одобрял, а вот я никак не могла его принять. Может быть, уже тогда я предчувствовала, что все так закончится? — Она замолкает, задумчиво глядя в одну точку. Ловлю себя на том, что почти не дышу, стараясь не пропустить каждое слово, которое сейчас так важно. — Перед их свадьбой я узнала, что Гейб вырос среди беспризорников. У него не было родителей. Мишель знала об этом и продолжала мне доказывать, что в этом нет его вины. Я всегда желала для своей дочери самого лучшего, но я уступила ей, надеясь, что Гейб действительно тот самый человек, с которым она проживет долгую и счастливую жизнь.
— Но они ведь были счастливы, — говорю я, чувствуя, как по щеке покатилась слеза. — Ведь так?
Бабушка кивает, снова попытавшись улыбнуться. И мне становится немного легче.
— Твой отец много работал, и через какое-то время его карьера пошла в гору. Твои родители переехали в Чикаго, и я уже начала думать, что все мои сомнения были напрасны, хотя я всегда хотела, чтобы Мишель и Гейб жили с нами. Что-то во мне не отпускало их так далеко. Мишель с таким воодушевлением рассказывала мне, как ей нравится жить в большом городе. Как они с Гейбом счастливы. А вскоре она узнала, что беременна. Тобой. Мы были так рады твоему появлению на свет. Ты была для всех настоящим лучиком света. Такой крошечной. Твои родители очень любили тебя. Ты росла, но оставалась такой милой и ужасно непоседливой. Но потом все изменилось. Твой отец увлекся карточными играми, мог просидеть всю ночь в каком-нибудь подпольном казино. Мишель говорила, что поначалу ему везло, а вот потом он начал проигрывать.
— Все было так плохо?
— Твоя мама пыталась вытянуть его из этой ямы, но он был просто одержим своими дурацкими играми. Естественно меня это волновало, потому что Мишель очень переживала за него и за тебя. Тебе уже было четыре.
Почувствовав, как на ладонь капнула слеза, из последних сил сдерживаю нахлынувшие эмоции. Мне было четыре, когда все случилось.
— Вы приехали к нам на выходные, а твой отец решил вернуться в Чикаго. Мы прекрасно знали, что его тянуло к дружкам, с которыми он играл на деньги день и ночь. Он все время твердил, что ему нужно срочно уехать. Что у него важная встреча, хотя уже было далеко за полночь. Мишель не хотела его отпускать. Она ходила за ним по дому, чтобы только не упустить его из виду. Твой дедушка старался держаться в стороне, но я больше не могла молчать. Мы все ужасно поругались. Ты спала наверху. Возможно, ты что-то слышала, только сейчас уже не помнишь об этом.
— Я помню, как ты сидела со мной. Было темно, и ты все время подходила к окну.
— Когда я пыталась образумить твоего отца, он вылетел из дома как ошпаренный, а Мишель побежала за ним. Она пыталась остановить его. Я побежала следом за ней, но когда выбежала на крыльцо, увидела, как она кричит ему вслед, буквально на бегу садится в машину и захлопывает за собой дверь. Гейб остановился, а я побежала к машине. Я слышала, как он просил ее выйти, постоянно показывая на меня. Я стучала по стеклу, что есть силы, но моя дочь лишь повернулась, посмотрела на меня заплаканными глазами, — ее голос переходит на шепот. А в глазах застыли слезы, — и потом они уехали. Это был последний раз, когда я видела их живыми. Последний раз, когда я видела свою дочь.
— В ту ночь они погибли? — спрашиваю я, затаив дыхание.
— Да. Они на полной скорости врезались в другую машину, которая ехала навстречу. Именно в той машине ехали родители Ричарда Росса. Они все погибли.
Я не сразу осознаю, что она только что сказала. Как будто меня пронзила молния, а по телу пронося ошеломляющий заряд.
— Что?
— Твоего отца признали виновным, правда, уже было некого винить. Я видела Ричарда в полицейском участке, когда все это случилось. Я помню, с каким испугом и страхом он смотрел на меня. Прошло столько лет, а я до сих пор не могу забыть его глаза. Я надеялась, что это была наша последняя встреча, но когда я увидела его на пороге нашего дома несколько дней назад, я сразу узнала его. Я думаю, что он все понял, когда увидел фотографию Мишель и Гейба в гостиной.
Вспоминая, как долго и задумчиво он рассматривал фото моих родителей, в голове начинает складываться весь пазл. Значит, вот, что это было…Злость, гнев, обида, ненависть. Сильная. Жгучая. Всепоглощающая. Она питала каждую клеточку его души. Он был ослеплен ею. Теперь, я это знаю, как никто другой.