«Чепуха, папа!» - засмеялась юная леди. «Какая напыщенность! Ты взял меня, чтобы увидеть больных в Бедламе, и я не сошла с ума. Я думаю, что могу смело встретить актрису, не потеряв своей репутации!»
«Возможно, госпожу Сиддонс», - сказал сэр Лукас. «Госпожа Сиддонс - респектабельная замужняя женщина. Но не Сент-Ли. Я запрещаю».
«Кого волнует старая миссис Сиддонс?» - сказал Лукаста. «На последнем выступлении она была такой толстой, что сцена скрипела. Эти актрисы все толстеют рано или поздно. Мисс Сент-Ли тоже будет толстой однажды. Как я буду смеяться!» Повернувшись на своем месте, она обратилась к Саймону, который уселся позади нее. «Ваша мама и я заключили пари, мой лорд. Ее светлость говорит, что у Сент-Ли натуральные золотые локоны, но я уверена, что они не могут быть натуральными. Мы должны пойти за кулисы после спектакля. Как еще я могу доказать, что я права?»
«Вы планируете потянуть ее за волосы?» - вежливо спросил Саймон.
«Никто не идет за кулисы», - твердо сказал Дориан. «Я уже говорил вам, мисс Тинсли, леди не ходят за кулисы. Это было бы верхом неприличия».
Привыкнув получать все, что она желает, Лукаста нахмурилась. «Не будьте глупым! Если ваша мама пойдет с нами, кто осмелится сказать, что это неправильно?»
«Действительно», - сухо вставил Саймон. «Кто осудит вдовствующую герцогиню Беркшир?»
«Признаюсь, мне очень любопытно встретить Сент-Ли», - объявила герцогиня, удивив обоих своих сыновей. «Если руководство уберет всех нежелательных лица с нашего пути, я не вижу причин, по которым мисс Тинсли и я не могли бы посетить «Зеленую комнату», я думаю, это так называется».
«Мама!» - запротестовал Дориан. «Зеленая комната! Ты потеряла рассудок?»
Не допустишь же ты, чтобы я проиграла пари?» - спокойно ответила герцогиня. «Мисс Тинсли - наш гость, Дориан», - добавила она. «В конце концов, никто не спорит с гостем».
«Мадам, я протестую», - начал сэр Лукас, побагровев. «Я действительно не могу позволить своей дочери…»
«Ш-ш-ш!» - сказала герцогиня, забыв, что с гостем нельзя спорить. «Нечего бояться, сэр Лукас. Его светлость и я пойдем с ней. Я думаю, что это очень хорошая идея. Как еще мы можем расссудить наше пари?»
Сэр Лукас открыл рот, но его язык подвел его, так как вокруг них восторженная тишина упала на ярко освещенные ярусы театра. Как будто зачарованная, публика внезапно перестала говорить. Все глаза устремились на сцену, у трех тысяч зрителей перехватило дыхание в слышном вздохе. Сент-Ли прибыла. Она вышла на сцену, высокая ива, красавица с золотыми волосами. Розовый, как все знали, был любимым цветом актрисы, и она всегда имела что-то розовое на ней, независимо от роли. Сегодня вечером на ней была ярко-розовая лента на шее. Лондон обожал ее.
«Как иногда богиня должна принимать человеческий облик, чтобы ходить среди нас, простых смертных», - писал г-н Хазлитт в обзоре «Гамлета» два года назад, «Сент-Ли приходит к нам в облике Офелии».
Сегодня вечером она играла более счастливую роль мисс Кейт Хардкасл: иногда настоящая юная леди, а иногда служанка в таверне, но всегда восхитительнaя кокетка. Мистер Чарльз Палмер, как и молодой Марлоу, отчаянно пытался дать понять о своем присутствии, но этого не произошло. Никто не нуждался в нем. Никто не хотел его. Он вполне мог уйти со сцены.
Лукаста подвинула свой стул ближе к Дориану. «Я предпочитаю оперу театру. Музыка так возвышена. Вы не согласны, ваша светлость?»
Если Дориан даже слышал ее, он не пoдал никаких признаков этого. У него были глаза - и уши - только для Сент-Ли.
Открыв свою лорнетт, мисс Тинсли наклонилась вперед, чтобы рассмотреть актрису. «Я не понимаю эту суету», - сказала она, взмахнув головой. «Полагаю, она довольно красива, но я вряд ли назову ее английской Венерой, как это делают некоторые. Они тоже называют ее Святой, но это не так! Я слышала…» Наклонившись ближе к нему, она начала шептать: «Я слышала бесчисленные истории о дуэлях и самоубийствах. Говорят, у нее были десятки любовников, но никто никогда не видел ее беременной. Это потому, что при первых признаках неприятностей она направляется прямо к аптекарю, чтобы получить дозу болотной мяты».
Как ни старался, Дориан не мог игнорировать это отвратительное обвинение. «Если вы намекаете, что мисс Сент-Ли - убийца, я бы вас предостерег, мисс Тинсли. Это клевета».
«Я этого не говорю, другие говорят», - возразила она. «У меня есть лучшие темы для разговоров, чем Селия Сент-Ли, клянусь, в отличие от других. Зайдите в магазин, и продавец скажет вам, какое мыло предпочитает мисс Сент-Ли: «Цветок грушевого миндаля, мадам. Мы не можем хранить его на складe». Святая чистит зубы жемчужной эссенцией. А за цвет лица, как нам говорят, ничего, кроме Молочка Розы, не ответит. У нее также свой цвет - Сент-Ли розовый, если хотите, и роза к нему! Они продают ее портреты в Аккермане и камеи с ее профилем на Бонд-стрит. Кажется, ее лицо можно увидеть в каждой витрине города». Она продолжaла так до конца спектакля и закончила, когда занавес опустился: «Меня смертельно тошнит от Селии Сент-Ли!»