…Парились от души, до потери пульса хлестались свежими березовыми веничками со вставленными в них ветками можжевельника. А потом началось застолье. Таинственным образом банное застолье умеет превращать обычные белки, углеводы, жиры, и вредный в больших количествах алкоголь, в неукротимую сексуальную энергию.
Эдичка, Эдуард Брониславович Линьков, молодой генерал, заместитель шефа Московской налоговой полиции, новый объект внимания Екатерины Борисовны, сумел преобразовать элитную закуску и выпивку в горячую магму желания. В полной мере, в просторной роскошной кровати спальни третьего этажа был бесподобен. Екатерина позволяла все, что подсказывала ему фантазия, взращенная на изъятой подпольной порнографии. Этот ненасытный накачанный самец нравился ей, пожалуй, больше, чем интеллектуал, помешанный на классической литературе, профессор Лебедянский, который, впрочем, удачно вписался в бензиновый бизнес. За последние полгода он стал приносить ощутимую прибыль клубу, а главное — ей лично, Екатерине Ницковой, «скромной» финансовой труженице «Арбата».
Доходя до изнеможения, они с Эдиком пили четвертьвековой армянский коньяк, сотни три бутылок которого хранилось в подвале хозяйской дачи. Этот арсенал был поистине царским подарком генерального директора «Арарата» за некоторые услуги мадам Ницковой, небезуспешно способствовавшей продвижению солнечного напитка на российский рынок. Закусывали бутербродами с нежной семгой, устрицами, копченой олениной, лобстерами, королевскими маслинами и всем тем, что щедрый Господь Бог послал им на закуску. А он послал им, что называется, слава Богу.
— Эдик, давай отдохнем. Ты же меня замотал, ну куда торопишься, у нас с тобой впереди два дня сплошного расслабона, — притворно капризничала Катенька. А сама легко, словно невзначай, прикасалась к своему недавнему избраннику, испытывая нарастающие приступы с трудом сдерживаемого желания.
Под покровом поздних июльских сумерек парилка с застольем и последующим «расслабоном» затянулась далеко за полночь. Проверив запоры и затушив угли, на которых еще недавно жарились шашлыки, Екатерина Борисовна поднялась наверх, к своему кавалеру.
«Хороша получилась дачка!» — умиротворенно думала она, поднимаясь по лестнице, сделанной в колониальном стиле из какого-то темного дерева, в спальню на третий этаж. — «Надо бы о лифте все-таки подумать, правильно мне архитектор тогда сказал, что я к этому еще вернусь», — утомленная бурной ночью, подумала она, открывая дверь в спальню.
Раздевшись, легкой тенью в прозрачной рубашке, купленной в Париже на шаловливом фестивале нижнего белья, она поднялась наверх, в спальню под крышей. Уставший Эдик уже отключился, но от вида его накачанного тела у Екатерины вновь возник острый пароксизм страсти. Выпив таблетку противозачаточного «Марвелона», она выключила свет и скользнула под прохладную простыню, жарко прижавшись всем телом к проснувшемуся Эдуарду.
4
Когда Виталий Костров, ослабев от сильного кровотечения, потерял сознание, преферансисты сообразили, что тут дело не шуточное. Вадим Абдраж, администратор «Арбата», опрокинув легкое плетеное кресло, рванулся к телефону.
— Скорая, скорая! — кричал он, — срочно выезжайте в Добрятино! Дачный поселок «Арбата», тут тяжело ранили человека. Да, москвич, Костров его фамилия. И побыстрее, он истекает кровью…
— Там такое, — скороговоркой добавил вбежавший массажист Гусев, — там такое, не передать! Саму Ницкову порешили. И Изольду заодно. Обе мертвые, вокруг все в крови…
Второй звонок был в милицию. Впрочем, там подробностей не потребовали. Элитный участок на окраине Добрятина, где располагалось около трех десятков дач, принадлежащих садовому кооперативу футбольного клуба «Арбат», хорошо знали в районе. Уже через несколько минут дежурный Белозерского райотдела отыскал начальника милиции и прокурора района. После этого связались с областным УВД.
Оставив на дочь, студентку медтехникума, лежавшего в тени Кострова, Абдраж побежал на дачу Ницковой.
— До ментов ничего не трогайте, — скомандовал он приятелям, — бабам уже ничем не помочь. Надо постараться сохранить следы…
…Жуткая картина предстала взору вошедших. Екатерина Ницкова, раскинув руки, и неестественно, боком согнув ноги в коленях, лежала в крови на полу. Изольда Овчаренко, склонив голову, откинулась на спинку кресла. С виска и правой груди ее стекали алые струйки, сливаясь у ног в темно-красную блестящую лужицу.