Ирина хоть и находилась при исполнении обязанностей судьи, каковое слово имеет общий род, но была все-таки женщиной, и своей первобытной женской сущностью понимала, что у Ордынцева не просто банальная привлекательность самца, а именно обаяние увлеченного и компетентного человека. И все же его обвиняют в халатности.
Подстерегало ее еще одно искушение: В. В. Ордынцева звали Владимиром Вениаминовичем, то есть имя, как у ее младшего сына, а отчество – как у мужа. И что в сумме? Врач, а круче них только летчики или подводники, сексапил, да еще и тезка… Вот как тут сохранять объективность, скажите на милость?
Подготовительную часть провели довольно быстро. Ирину немного смутило, что Ордынцев отказался от адвоката, но в данной ситуации это не так уж и глупо.
Даже самый дорогой адвокат вряд ли сможет вывернуть ситуацию в пользу подзащитного, ему остается только взывать к милосердию суда, мол, смотрите, я бедный, несчастный, весь перед вами, уповаю на вашу милость.
Однако, встав, чтобы произнести обвинительное заключение, Ирина заметила, что подсудимый держит под сиденьем потрепанный брезентовый рюкзак, когда-то буро-зеленый, а теперь выгоревший почти до белизны. Железные застежки проржавели, кожаные лямки потрескались… У нее на антресолях тоже лежит такой.
Собрался, значит, бедолага, в дальнюю дорогу, не верит в гуманность советского суда.
Ирина взглянула на часы. До обеда они, конечно, не успеют, но можно договориться с Кошкиным и Бимицем, которые уважают ее статус кормящей матери. Часам к трем закончить без перерыва, и домой до завтра. Все же эти поездки туда-обратно для кормления Володи сильно выматывают.
Приступили к допросу подсудимого. Ордынцев виновным себя не признал, заявил, что к смерти Красильниковой привела череда роковых совпадений.
– Во-первых, я не психиатр и не обучен влет определять, дружит человек с головой или уже нет, – усмехнулся он, – но дело даже не в моей компетенции, а в том, что я не пошел в обход не из лени, а потому, что приемник завалили пациентами. Пришлось выбирать, – Ордынцев развел руками, – ведь разорваться-то я не мог.
– По прибытии на место вы обязаны разобраться с обстановкой, – гаркнул Кошкин, – и расставить приоритеты.
– Что и было сделано, – подсудимый усмехнулся, – смотрите, тут у меня истекающий кровью пациент, требующий немедленной торакотомии, а там – отделение со стабильными известными больными, получающими назначенное лечение. И куда я пойду, сами-то как думаете?
– Я думаю только о том, что ваше разгильдяйство стоило человеку жизни.
– Знаете, товарищ, если бы у меня на столе помер нестабильный больной, меня бы тоже никто не понял. Тоже бы сидел я сейчас на этом же самом месте и объяснял, почему шарахался по больнице, а не работал в операционной.
– Товарищи, давайте послушаем, что скажет эксперт, – вмешалась Ирина.
– Что-что, – проворчал Ордынцев, – понятно что.
Кошкин поджал губы, и Ирине стало ясно, что в нем подсудимый союзника не обрел. Она покосилась на Бимица. Тот перехватил ее взгляд и тихонько поцокал языком, укоризненно кивая в сторону Кошкина. Похоже, тут диаметрально противоположное мнение, и до трех эти двое точно не договорятся, так что придется все-таки сгонять домой покормить Володю и вернуться в суд.
Ладно, пока постараемся не снижать темпа, а там видно будет.
Вызвали жену убийцы, расплывшуюся женщину средних лет с одутловатым лицом и маленькими злыми глазами. Выглядела она как ходячая аллегория беспросветной серости бытия и ничего ценного суду не сообщила, кроме набора слезоточивых штампов «мы ему жизнь доверили, а он…», «его родина выучила, а он…», «осталась я с детьми по его милости без кормильца».
«Без поильца, так точнее будет», – усмехнулась Ирина.
– Скажите, а в чем вы лично для себя видите ущерб от халатности Ордынцева? – вдруг прервал Кошкин поток жалобных излияний.
– Ну как же… Мой муж в психушке сидит потому, что этот ваш горе-врач за ним недоглядел.
– То есть вы считаете, что Ордынцев должен был с детства ходить за вашим мужем и вырывать у него из рук стакан?
Глодова подбоченилась:
– Ишь ты, думаете, мы люди простые, так можно издеваться? Учтите, я вам это так не оставлю!
«В чем в чем, а в этом можно на тебя положиться, – мрачно подумала Ирина, – не оставишь. Сегодня же сочинишь новую жалобу, ибо не тварь ты дрожащая, а право имеешь».
– Ваш муж совершил убийство, будучи больным, – продолжал Кошкин, – поэтому не понес никакого наказания. Он всего лишь получает необходимое ему лечение. В чем именно ущемлены ваши интересы, я не понимаю.