— Ммм, нет, Такер, спасибо, конечно, но, мне кажется, это наши, женские дела. Правда, Элли?
— Может бы-ыть, — пропела Элли, напирая на последнюю ноту.
Она уже не смущалась петь, похоже, смирилась с тем, что жизнь ее отныне ограничится подмостками бродвейских мюзиклов, — правда, ее это немного огорчало.
— Элли, — сказал Такер, — я, ей-богу, не понимаю, что происходит, но мы с тобой в этом городе повидали и не такого дерьма, извини за выражение. Если хочешь знать мое мнение, хотя тебе сейчас, скорей всего, на него наплевать, знай, что я… я считаю, что тебе нечего, понимаешь, нечего стыдиться. Я всегда считал, что ты очень интересная девушка.
Элли подняла на него глаза, и их взгляды встретились. Она шагнула вперед, подала ему руку, мягко и совсем как близкому пожала его ладонь и на мотив колыбельной пропела «спасибо».
И вдруг деревья на Бриджидс-вэй вспыхнули праздничными разноцветными огнями. Толпа разразилась радостными криками, и Элли поняла, что хоть и плохи ее дела, но вполне поправимы. Она отдала ключи от машины Стелле, та уселась за руль и как можно ближе подвинула к нему сиденье.
— Не волнуйся, Элличка, дружочек, я прекрасно вожу машину.
— Какая ра-азница. Ты поскорей вези меня домой… пожа-алуйста, — пропела Элли.
— Странно. Я бы сказала, что ты совсем не потеряла чувство юмора, правда, я не уверена, что оно у тебя вообще было. Что скажешь?
Элли ответила тем, что закатила глаза и слегка улыбнулась.
Когда они добрались до дома на Уикер-роуд, Элли уже совсем успокоилась. Стелла усадила ее на диван, развела огонь в камине и исчезла на кухне. Через несколько минут она снова появилась, неся поднос с чашкой, дымящейся горячим настоем ромашки, и длинной пахучей сигареткой. Передав чашку Элли, она прикурила и сделала глубокую затяжку. Потом протянула сигарету, предлагая Элли сделать то же самое. Элли отрицательно покачала головой.
— Да брось ты. Тебе только лучше станет. Впрочем, кто его знает. По крайней мере, расслабишься, а тогда и сообразишь что-нибудь умное.
Элли нерешительно приняла сигарету, пожала плечами и затянулась. У нее сразу закружилась голова, и она положила сигарету в пепельницу.
Стелла внимательно наблюдала за подругой.
— Элли, ты, главное, не думай, как это все случилось, лучше прикинь почему, хорошо?
Стелла так энергично взмахнула рукой, что одним этим жестом, казалось, можно было посадить на землю летящий самолет.
— Думаешь, меня волнует, что ты поешь? Да черт возьми, пой сколько хочешь. Может, хоть так сможешь высказаться. А то все молчишь да молчишь, кто знает, что у тебя на душе? А теперь давай ори, что придет в голову.
Но в голове у Элли был полный бардак. Она молча смотрела на Стеллу, и ей хотелось плакать.
«Надо же, — думала она, — до сих пор я терпеть не могла эту женщину, а она, выходит, готова на все, только бы помочь мне. Как стыдно, какая же я дура».
— О, как мне жаль, ужасно жаль, что я была так холодна с тобою. Ты человек такой хороший, — пропела она.
Стелла вскинула голову и усмехнулась:
— Ой, да мне просто везет. Тут такое творится, а ты думаешь обо мне и моих чувствах! Ну нет, я не согласна, Элли. Тут все не так просто. Между прочим, ты всегда относилась ко мне хорошо. Но сейчас речь не обо мне. Речь о тебе. В том-то и штука.
Элли заерзала на месте, будто ей вдруг стало неудобно сидеть. Она поняла, что она больше не невидимка и, скорей всего, никогда отныне не сможет быть невидимой. Ее охватил страх, но, с другой стороны, она почувствовала облегчение: все-таки это случилось, неважно как, но наконец-то ее все увидят.
— Ах, как боюсь я, Стелла, — пропела она. — Солнцестояние, наверное, влияет на меня… И скоро ли пройдет? А что, если навеки? Ну как я буду с этим жить?
Грудь у нее высоко вздымалась, и Элли хотела прижать к ней ладони, но спохватилась: такой жест во время пения — это уже совсем перебор. Она уперлась руками в диван.
— Такое чувство у меня, что надо что-то делать. Мне сердце говорит, что мир мне не чужой. Я постараюсь доказать, что я его достойна. Но знать бы мне, с чего начать.
— Элли, о чем ты? Разве ты не часть этого мира? Как это, ты его недостойна? Ты, например, мне не чужая, ты участвуешь в моей жизни каждый день!
— Нет-нет, это не так. Вот ты, еще и Нина… и Такер, например… вы видите меня! А остальные нет. Никто не замечает. Как будто бы меня здесь не было и нет.
Пение Элли прерывалось всхлипываниями.
— Как это нет? Ты здесь, вот она… Элли… миленькая… ты думаешь, люди тебя не видят? Или не замечают?
Казалось, Стелла что-то вдруг поняла: она сузила глаза и закусила губу. Элли видела, что она о чем-то напряженно думает, словно пытается связать между собой разрозненные факты. И до Стеллы постепенно доходило, что в словах Элли есть какой-то смысл.