— Этот дурак фон дер Гольц недаром был изгнан из прусской службы! Разведка доносит, что он всё ещё поджидает меня у Борисова! — скупо улыбнулся король Гилленкроку.
Тому ничего не оставалось, как признать, что план его величества оказался превосходен: пока Шпарр своей ложной демонстрацией приковал всё внимание генералов Меншикова к Борисову, шведская главная армия спустилась на тридцать вёрст вниз по реке и форсировала Березину у Берёзы Сапежинской. У русских здесь никого, кроме небольшой команды, и не оказалось.
От захваченных пленных король и его начштаба уже знали, что русским отрядом командует здесь майор Чириков, тот самый, что гнал шведских рейтар под Минском.
— А ну, задайте этому наглецу майоришке! — приказал король, и тяжёлые шведские пушки принялись обстреливать противный берег.
Однако конногренадеры, драгуны и казаки Чирикова, засевшие в прибрежных кустах, выдержали обстрел, и когда первые лодки и плоты со шведской пехотой двинулись через реку, над кустами поднялись белые дымки и затрещали ружейные выстрелы. Когда всё же рота ниландцев достигла песчаной отмели, Лука Степанович атаковал их со своим резервом в конном строю и опрокинул шведов в реку.
— Какой-то Чириков преграждает мне путь! — бушевал король. — Гилленкрок, выдвиньте против них все орудия!
Теперь уже десять шведских батарей вели огонь по русскому отряду, а на берегу фрунтом разворачивалось несколько полков шведов.
Чириков слал к фон дер Гольцу гонца за гонцом с просьбой о скором сикурсе, написал и самому светлейшему, что здесь, у Берёзы, реку переходит вся шведская армия, но никакой помощи так и не дождался. Вечером, когда уже сотни лодок, плотов и понтонов, набитых шведскими солдатами, двинулись через реку, Лука Степанович приказал своей команде отступать.
К немалому удивлению Романа, Чириков при том был весел и беспечен, хотя потери были изрядные.
— Что, поручик, сражаться — это тебе, чай, не пиво пить! — лукаво подмигнул он Роману. — А что радуюсь я, так по делу. На целые сутки, почитай, задержали мы неприятеля! А ныне, когда по белыничской дороге засеки устроим, глядишь, и на неделю шведа задержим. За то время, надеюсь, наши господа генералы великий консилиум соберут и всю армию к баталии изготовят!
Лука Степанович оказался провидцем: шведы три дня провозились на переправе через Березину, и когда двинулись по белыничской дороге, то встретились с засекали, устроенными командой Чирикова.
— С кем я воюю, с каким-то Чириковым! — Король с раздражением наблюдал, как его драбанты, цвет шведской армии (в королевском конвое служили одни офицеры), словно работники на лесопильне, растаскивают тяжёлые деревья, поваленные поперёк дороги. Шведы, привыкшие за день проходить по тридцать — сорок вёрст, двигались из-за засек черепашьим шагом, делая шесть — восемь вёрст за день. И если в Минске они были уже седьмого июня, то следующую после Березины реку Друть они перешли только через три недели. И на этой переправе путь им преграждала одна команда Чирикова, солдаты и офицеры которой за эти дни превратились в заправских лесорубов.
— Вот что, поручик, отправляйся-ка немедля к своему, фон дер Гольцу или к самому светлейшему и доложи им, что шведы уже через Друть переправу имеют. И удержать я их один более не в силах. Куда же, чёрт возьми, девались четыре дивизии нашей доблестной конницы?! Потерялись они, что ли, яко иголка в сене?! не без злости спросил Чириков драгуна, но, понимая, что вины младшего офицера в том нет, только рукой махнул. Через час Роман с конвоем драгун уже запылил по могилёвской дороге. К вечеру он разыскал в замке-резиденции знатного польского пана, князя Радзивилла, штаб самого светлейшего.
Александр Данилович пребывал в самом тяжёлом расположении духа, когда ему доложили о прибытии офицера из команды Чирикова.
Сегодня утром он получил письмо от государя из Санкт-Петербурга, где разгневанный Пётр вопрошал: «Отчего знатную переправу на Березине неприятелю без баталии уступили?» И от этого жестокого вопроса больно ныла спина, памятуя о царской дубинке.
В самом же замке собирался сейчас великий консилиум, на коий прибыли уже царские министры — Головкин и Шафиров и фельдмаршал Шереметев со всем своим штабом. Видеть фельдмаршала светлейший не хотел наособицу, помня последние коварные его вопросы: каким образом неприятель через Березину столь легко прошёл и отчего один пехотный майор с малою своею партиек) всё войско неприятельское должен держать, пока спят господа кавалерийские генералы?
И самое обидное, что фельдмаршал был прав и все нанятые за великие деньги кавалерийские генералы-немцы: и Гольц, и Пфлуг, и Инфланд, и Генскин, и принц Дармштадтский сначала потеряли шведов, сгрудившихся в кучу у Борисова, а затем уже не могли их перехватить и пугливо бросились прямо к днепровским переправам. Но от правоты фельдмаршала Александру Даниловичу было не легче, и особливо обидно, что на пути шведов оказались не его драгуны, а команда шереметевского адъютанта. Бравого майора Чирикова светлейший клял сейчас не меньше, чем шведского короля. Однако прибывшего офицера Меншиков велел вести прямо к себе, дабы не перехватили царские министры и фельдмаршал.
Дотоле Роман видел светлейшего только однажды, когда тот велел ему сопровождать царевича в Смоленск и Новгород. Он думал, что Меншиков не узнает его, но у «Александра Даниловича была крепкая память на нужных людей.
— Здорово, Корнев! — сразу признал он драгуна. — Ты-то как к этому свистоплясу Чирикову под команду попал?
Роман честно сказал, что Чириков выручил его драчун под Минском, и потому как они оказались отрезаны От своего полка, то пришлось стать под команду Луки Степановича как старшего командира.
— Ты вот что, это забудь! — неожиданно для Романа мелким бесом засуетился светлейший. — Коли спросят, отвечай, что я сам приказал тебе с Чириковым к Берёзе Сапежинской идти. Понял? — Он строго воззрился на офицерика.
— Понял! — преданно округлил глаза Роман, хотя, по правде говоря, ничего не понял. А Меншиков довольно потирал руки после ухода офицера. Теперь он мог сказать, что и его драгуны бились в рядах команды Чирикова.
Тем же вечером на большой консилии господ министров и генералов фельдмаршал Шереметев важно спросил светлейшего:
— Ведаешь ли ты, Александр Данилович, что шведы после Березины и другим знатным пасом, через реку Друть, овладели? Чириков мне о том доносит...
— Да что чирикает твой Чириков! — взорвался вдруг Александр Данилович огненной петардой. — Ко мне только мой офицер прискакал, поручик Корнев, и о том же Донёс. Его драгуны, господин фельдмаршал, всё время твоему Чирикову подмогу оказывали! Хотите, я его на совет позову? — И светлейший махнул рукой своему адъютанту.
Так впервые в жизни Роман оказался на совете столь знатных господ. Он поведал генералам, как бились они на Березине, делали затем засеки на белыничской дороге, удерживали переправу на Друти.
— Чаю, на добрых три недели Лука Степанович задержал шведа! — закончил он свой рассказ.
— Не Чириков задержал шведов, а Корнев с Чириковым! — резко вмешался здесь Александр Данилович. И, обращаясь к членам совета, улыбнулся: — Конечно, Корнев ещё молод, но офицер отважный, прошёл через Польшу и Саксонию, да и на Берёзе добро сотворил. Думаю, достоин быть ротмистром!
От этой нежданной похвалы светлейшего Роман даже покраснел — он-то думал, что его ждёт жестокий разнос за отрыв от полка.
— Ежели ты, Александр Данилович, фитюльку-поручика в ротмистры производишь, то я своего Луку Степановича попрошу государя через чин представить прямо в полковники! Его заслуга в том, что задержал он шведа на три недели и нам на обороты неприятельские очи открыл! — шумно вздохнул грудью дородный и представительный военный, в коем Роман узнал фельдмаршала Шереметева.
— Полно вам, господа, ссориться! — сердито вмешался в начавшуюся было перебранку подканцлер Головкин, — Швед-то ныне прямо к днепровским переправам идёт. И где мы его остановим?