Все говорили, что молодой король совсем не похож на своего отца, Фридриха, первого прусского короля из династии Гогенцоллернов. Если последний обожал роскошь и стремился в пышности двора не уступать Версалю, то новый король сразу объявил во всём жёсткую экономию. Двор был уменьшен, королевские забавы отставлены, покровительство музам забыто. Единственным богом, которому поклонялся Фридрих-Вильгельм, был бог Марс. Именно при этом короле маленькая Бранденбург-Пруссия, сидевшая на песчаных землях, создала четвёртую сухопутную армию в Европе после армий Франции, России и Австрии. Прусский хищник готовился к борьбе за господство над всей Германией, превращая свои города в крепости, а всю страну в вооружённый лагерь в центре Европы. Мощные крепости — Магдебург, Кюстрин, Кольберг, Кёнигсберг — крепкими гвоздями прибивали Пруссию к карте Германии. Коменданты крепостей ведали при этом не только военной, но и гражданской администрацией. Так что в Пруссии не армия принадлежала государству, но государство — армии. Офицерский корпус (а все офицеры набирались из прусского юнкерства, в котором возникли целые военные династии фон Клейстов, фон Манштейнов, фон Сектов, с которыми историки встречаются вплотную до второй мировой войны) стал самым почитаемым сословием в Пруссии. Солдат же вербовали преимущественно в соседних германских (и не только германских) государствах, так что в прусскую армию стекалось всё отребье Европы. Соглашаясь служить прусскому королю, солдат мог менять свою фамилию, оставляя в прошлом все старые преступления. Неудивительно, что среди прусских солдат встречались беглые каторжники и бандиты с большой дороги, «джентельмены удачи», плававшие недавно под пиратским флагом, насильники, которых у себя на родине поджидала виселица. Держать это разноплеменное воинство в повиновении можно было только самой жестокой дисциплиной, и принцип «солдат должен бояться палки капрала более, нежели неприятеля» действовал в прусской армии задолго до того, как его провозгласил уже сын Фридриха-Вильгельма, Фридрих II. Действовал и другой незыблемый прусский закон: прикажет начальник прыгать в колодец — прыгай не раздумывая!
В Берлине нескончаемые казармы в линейку вытянулись вдоль унылых одинаковых улиц, а площади напоминали армейские плацы (да на них ежедневно и проводились вахт-парады и прочие воинские экзерциции).
— Гляньте, государь, на сих господ с длинными красными носами! — весело заметил Петру Василий Лукич Долгорукий, русский посол в Дании, прихваченный царём из Копенгагена как знаток большой европейской политики. — Это вынюхивальщики кофе... Как токмо учуют, что в каком-то берлинском доме пахнет кофе, — шасть на кухню и меряют, дабы у хозяйки всегда был запас в четыре фунта сего благодетельного напитка.
— А коли меньше? — полюбопытствовал сидящий рядом с Петром поп Битка, взятый царём в путешествие не столько для молитвы, сколько для веселия.
— А ежели меньше, то плати денежку. Половина штрафа идёт казне, взявшей себе монополию на торговлю кофе, другая же половина достаётся этим нюхачам. Так новый король Пруссии умножает свои доходы! Нюхая, богатеешь! — Василий Лукич прыснул в батистовый Платочек.
Толстяк Битка захохотал басом. Пётр, напротив, хмыкнул:
— Что ж! Сразу видать: новый король — эконом, не то что его покойный батюшка. Тот всё боле по балам порхал! — И уже серьёзно добавил: — Впрочем, нас сие не касается — пусть его обдирает своих подданных, лишь бы нас не ободрал. Получил от господина Меншикова в презент крепость Штеттин с округой, с него и довольно. Новых презентов он от меня не дождётся!
Но ни презентов, ни субсидий Пруссия и не просила. Всё, чего желали прусские министры, — это удвоения русских войск в Мекленбурге. Ибо пока петровская армия стояла на севере Германии, она надёжно прикрывала и Берлин, и Штеттин на тот случай, ежели бы в германскую империю снова пожаловал на военную прогулку шведский король Карл XII. Пруссия настолько боялась шведов, что и войну Карлу XII объявить не решилась, а шведскую крепость Штеттин взяла как бы в залог (в секвестр), пока Северная война не закончится. Но и возвращать шведам эту мощную крепость, запиравшую устье Одера, Фридрих-Вильгельм не желал, рассчитывая превратить своё временное владение в постоянное. А пока русские стояли в Мекленбурге, они были живой стеной, ограждавшей Пруссию от всех шведских посягательств. Вот почему и прусские министры в Берлине, и сам Фридрих-Вильгельм, поджидавший царя за Эльбой в замке Гевельберг, в отличие от англичан, ганноверцев, саксонцев, поляков, датчан и имперцев, не только не требовали вывода русских войск из Мекленбурга, но предлагали им оставаться на южном побережье Балтики до полного за* ми рения со Швецией.
На переправе через Эльбу Пётр и его спутники увидели конные патрули прусских драгун со сворами собак.
— Это ж на кого такая охота? — удивился Битка.
Стояли у парома на берегу тихой осенней Эльбы, где не водилось ни волков, ни зайцев.
— Да на людишек охотятся! — Долгорукий показал на драгунского вахмистра, спустившего свору собак на бедно одетую крестьянку с мальчонкой; которая договаривалась со стариком лодочником о переправе.
Завидев несущуюся по песчаной отмели собачью стаю, лодочник поспешил отчалить. Брошенные им женщина и мальчик пытались было отбиться от гончих палками, но озверевшие собаки сбили женщину и бросились на мальчика.
— Плыви, Якоб, плыви! — крикнула мать.
Мальчик, уже прижатый к реке, бросился в воду. Он, должно быть, хорошо умел плавать, потому как вынырнул уже далеко от берега. Подскакавшие драгуны подняли ружья. Ударил залп, но мальчонка успел опять нырнуть и вынырнул уже посередине реки.
— Чёрт с ним! — сердито выругался вахмистр. — Вяжите эту ведьму! Всё равно мальчишка к ней вернётся...
Драгуны споро привязали женщину к стремени коня своего начальника, с торжеством вернулись к своему посту.
— Назад в Остэльбию!.. — нехорошо усмехнулся Василий Лукич.
— А чем Остэльбия отлична от остальной Германии? — полюбопытствовал Пётр.
— А тем, что к востоку от Эльбы, в Остэльбии, все мужики — крепостные, а к западу от Эльбы — свободные, государь. Вот и бегут крепостные от своих господ, — пожав плечами, разъяснил Долгорукий.
— Вроде как у нас на Дон и Яик пробираются? — задумчиво сказал Пётр. И добавил: — А мальчонку жалко.
За Эльбой на переправе они опять увидели белоголового мальчугана. Он, должно быть, собирался вернуться в Остэльбию, к матери.
— Ты вот что! — Пётр обратился вдруг к попу Битке. — Испробуй его голос. Ежели голос славный, возьми его к певчим.
И Битка, и Василий Лукич переглянулись.
— Что ж, думают, я столь жесткосерд, что и жалости к малым сим не имею?! — Пётр перехватил эти взгляды и вспыхнул, как солома от огня. — Напрасно мните так, друга! — И, поманив Романа, ведавшего сопровождавшей царя командой драгун, приказал: — Возвращайся обратно за реку, найди тех солдат и выкупи женщину. За мной царица едет. Вот и пристрой её работницей в царскую свиту.