— Вот так, милорд! Я, конечно, поеду в Данциг и попытаюсь ещё раз насолить русским. Но боюсь, что здесь, в Лондоне, долго не протянет ни министр, ни его система. Вы, наверное, слышали, что за новую посылку эскадры Норриса на Балтику большинство в парламенте составило всего один голос? — ухмыльнулся Джефрис.
Оказалось, что лорд Картерет слышал об этом. Но он был не согласен, что с кончиной Стэнгопа падёт его система. Ведь остаётся он, лорд Картерет!
ПРИКЛЮЧЕНИЯ В ОТЕЛЕ «БЕЛЫЙ ОРЁЛ»
«Случилось так, милорд, что в Данциге я остановился в том же отеле «Белый орёл», где незадолго до меня разместился русский посланец Ягужинский. Он не узнал меня из-за моего чёрного длинного парика и накладной бороды и, должно быть, принял за какого-то богатого, негоцианта, которыми наполнен этот славный город, представляющий странное смешение имён польских и германских. Впрочем, сопровождавший его офицер осмотрел меня весьма пристально: по-моему, я встречался с ним в Лондоне в то время, когда граф Толстой добивался союза с нами... Хотя, может быть, я и ошибаюсь, в любом случае я не собираюсь отступать от нашего плана...» Джефрис не успел окончить письмо сэру Стэнгопу, как в двери постучали условным стуком.
— Заходите, почтеннейший! — Джефрис приоткрыл дверь, и в образовавшуюся щель проскользнул человек настолько тощий, что казалось, вошла лишь его тень.
Распахнув тёмный плащ, человечек явил своё бледное лицо с очень живыми бегающими глазками и вопросительно воззрился на Джефриса.
— Прошу вас садиться, паи Зеленский... — Джефрис показал на неудобный стул с высокой спинкой (в отеле «Белый орёл» всё ещё стояла тяжеловесная мебель времён великого Людовика).
Зеленский сидел на стуле, выставив вперёд худые коленки и положив сверху тощие руки. Он весь был само внимание.
— У ордена святого Игнация Лойолы и у британского Форин оффис ныне опять общий неприятель, не так ли, пан Зеленский? — Джефрис, расхаживая по комнате, как бы невзначай взглянул в лицо иезуиту. Однако Зеленский глаз не отвёл.
«Хладнокровная бестия!» — рассердился про себя Джефрис, который как истый пуританин не особенно-то был расположен к папистам. Но что оставалось делать? Польша — католическая страна, и орден отцов иезуитов в ней всемогущ. Приходится водить дружбу с чёртом, чтобы победить дьявола! К тому же Зеленского Джефрис знал ещё по тем временам, когда тот приносил тайные вести в шведскую штаб-квартиру от княгини Дольской и гетмана Мазепы. Ловкий малый, и умеет молчать! Джефрису это нравилось.
— Так кто же наш общий неприятель, милорд? Опять эти схизматики-московиты? — заговорил вдруг Зеленский. Впрочем, он даже не вопрошал, а утверждал.
«А может, иезуиту уже известно, с чем я пожаловал в Данциг?» — засомневался было Джефрис, но тут же отогнал эту мысль. О его поездке знали только две персоны — сэр Стэнгоп и лорд Картерет.
И всё же приходилось раскрывать карты.
— Угадали, милейший! — Джефрис выдавил на своём жёстком лице самую обаятельную улыбку, на которую был способен.
— И что надобно вам от слуг Божьих? — На лице Зеленского появилось самое ханжеское выражение.
Но Джефриса, знавшего о многих тайных делах почтеннейшего отца иезуита, обмануть было трудно. Он сразу понял, что заинтересовал Зеленского со времён Мазепы, ведшего свою войну с Москвой. Поэтому англичанин просто поманил к себе отца иезуита и показал в окно на двух русских офицеров, пересекающих площадь перед костёлом.
— Наш заказ, Зеленский! — Джефрис не любил ходить вокруг да около. — Тот длинный и румяный — царёв посланец, генерал-прокурор Ягужинский, а второй, крепыш, начальник его конвоя Корнев, тоже хорош гусь, всюду свой нос сует!
— Я понял, сэр, вы хотите, чтобы москали не доехали до Вены? — Зеленский определённо уже много знал о посольстве генерал-прокурора.
— Я хочу, чтобы они намертво остались в Данциге! — небрежно процедил англичанин.
— Похороны их будут стоить больших денег! — бесстрастно заметил отец иезуит, словно речь шла об обычной крупной торговой сделке.
— В расходах не ограничивайтесь! И рассчитывайте на мою прямую помощь! — Джефрис облегчённо вздохнул: кажется, клюнуло, и пояснил Зеленскому: — Я снял комнаты как раз над покоями нашего прокурора-дипломата. К тому же большой отель — самое удобное местечко для нашего дела: по вечерам здесь внизу шумит трактир, а сам отель — проходной двор. Никто и ре заметит, кто вошёл и вышел!
«Да, сэр Джэфрис — великий мастер своего дела!» Зеленский был наслышан о случае с французским дипломатическим курьером в Дрездене, которого нашли поутру с перерезанной глоткой. Впрочем, это только поднимало Джефриса в глазах старого конфидента Мазеры: такой сотоварищ — настоящий клад в мокром деле. Да и враги у них общие — москали! Зеленский по-прежнему верой и правдой служил изгнанному московитами из Речи Посполитой крулю Станиславу Лещинскому. А пока шведы воевали с царём, всегда была надежда, что круль Станислав снова взойдёт на престол. Поэтому Зеленскому нужна была война, а не мир, за которым спешил в Вену царёв посланец.
— Вечером всё устроим, сэр! — твёрдо пообещал он Джефрису.
— Сколько? — Англичанин раскрыл кошелёк.
— Тысячу, сэр!
— Талеров? — попытался поторговаться Джефрис.
Но иезуит холодно покачал головой:
— Мои люди берут только гинеи, британские золотые гинеи!
Джефрис отметил, что у иезуита исчезла приставка «сэр»!
У отеля «Белый орёл» недаром была громкая слава не только в Данциге, но и во всей Речи Посполитой: ведь крупные сделки о продаже за границу пшеницы и ржи из поместий польских магнатов заключались сперва на городской хлебной бирже, а затем обмывались в огромном трактире, занимавшем два нижних этажа гостиницы.
Если на первом этаже, предназначенном для простого люда и мелкой шляхты, впритык стояли огромные дубовые столы и дубовые скамейки, то на втором этаже, для чистой публики, мебель была новоманирная, французская, и имелись даже отдельные закрытые кабинеты, В одном из таких кабинетов Роман и застал вечером беспечного господина генерал-прокурора, по всему видать уже давно веселившегося от души в весьма нежданной компании, пока Корнев проверял конвой, ставший лагерем за городом. Романа не так поразило, что на коленях изрядно-таки подвыпившего прокурора восседает хорошенькая рыжеволосая панна Анеля (к любовным похождениям Ягужинского он за время их совместного путешествия уже привык), сколько удивил сотоварищ генерала по трапезе — вертлявый малый с козлиной бородкой, что снимал комнату как раз над покоями посла. Роману показалось, что он уже где-то раньше видел этого немчика, но в голову не приходило где, и оттого в душе шевелилась смутная тревога. Сей молодчик был определённо связан в жизни Романа с каким-то злоключением, но он никак не мог вспомнить с каким. Пока он сидел напротив этого соседа, у него нет-нет да и возникало неистребимое желание сорвать эту чёртову накладную бородку. Тогда, он был уверен, сразу узнал бы незнакомца, который представился как Генрих Крац, купец из Силезии. Этому Роман тоже не поверил, поскольку, пока был на саксонской службе, простоял со своим вспомогательным корпусом в Силезии добрую пару лет и хорошо различал тамошний силезский диалект. Нет, самоназванный Крац был не силезец, хотя и говорил по-немецки с каким-то акцентом. Между тем разгулявшийся господин прокурор пожелал удалиться с паненкой Анелей в свою спальню, и легкомысленная паненка охотно пошла с ним. Правда, с порога, как почудилось Роману, она подмигнула купчику, но, может, ему это и померещилось, хотя Роман едва осушил первый бокал вина.
— Не будем мешать голубкам, пройдём в нижнюю залу, полковник! — неожиданно предложил Крац. — Я хотя и немец, но люблю гулять по-польски, широко, от души!
Роман согласился, поскольку этот чёрный парик прямо завораживал его. И потом, ему казалось, что, пока этот немец сидит с ним, он отодвигает от Ягужинского какую-то страшную опасность.