С трудом прорвавшись сквозь круговой поток транспорта, мы с Кишаном влились в многолюдье одной из улиц. Кажется, это была Хуссейн-Алам. Как и в любом индийском городе, лавки здесь переходят одна в другую. Хайдерабадские отличала аккуратность. Мы попали в «браслетные» ряды. Хайдерабадские браслеты славятся повсюду в Индии. Тысячи их сверкают на полках лавок. От них трудно оторвать глаза: искрящиеся «рубины», «изумруды», «бриллианты» из стекла впечатляют порой больше, чем настоящие. Тут же, в соседней комнате, полуголые мастера сидят над раскаленными (печами. К стеклянной основе браслета прилепляется полоска белой глины. Потом мастер пинцетиком вдавливает в горячую глину цветные стеклышки, создавая из них затейливые узоры. Среди мастеров и молчаливый лысый старец, и беспечно улыбающийся мальчик лет пятнадцати. Индийские женщины любят носить по десятку таких ярких браслетов на каждом запястье, и мальчик рад им услужить.
В толпе выделялись женщины племени банджара: короткие пестрые юбки, многоцветные, облегающие грудь кофточки-чоли, тяжелые медные серьги. То и дело Кишан обращал мое внимание на банджара, сидевших на корточках и вперивших взор в расположившихся напротив клиентов. Они предсказывали судьбу по глазам.
В немыслимой толчее мы умудрились сесть в такси и поползти в сторону нового города. Мы ехали по узкой улице, запруженной народом. Приглядевшись, я понял, что это стоят в два ряда мужская и женская очереди. Мужчины в белых чалмах, женщины, иногда скрывавшие лицо под темной, полупрозрачной чадрой, были исполнены томительного ожидания. Полиция строго следила, чтобы никто не лез без очереди. Когда мы доползли до ее начала, я увидел, как людей группками запускали в какую-то подворотню. Оттуда они выходили счастливые и умиротворенные. Правая рука каждого была окрашена в сине-зеленый цвет. Кишан, к моему удивлению, не знал, что это означало. Он индус и с мусульманскими обычаями знаком не слишком хорошо. Постепенно мы выбрались из старого города. У одного из четырех мостов через Муси, связывающих старый Хайдерабад с новым, вырос небольшой поселок плетельщиков корзин. Они сплели себе и несколько хижин-времянок, сидя перед которыми работали ловко и споро. Мужчины, женщины и дети. Какая судьба занесла их в огромный город? Откуда? Что их ждет впереди?
Как и повсюду в Индии, новый город разительно отличается от старого. Это — одно из свидетельств колониального прошлого страны. Кварталы, где жили индийцы, главным образом бедные, превращались постепенно в своего рода гетто, а иностранные господа и приближенная к ним местная знать селились привольно с комфортом — отдельно. Тех хозяев давно уже нет, но деление городов на старый и новый сохранилось, хоть и не свидетельствует сегодня определенно об имущественном и социальном неравенстве.
Стройные современные здания, много света, простора, зелени, отсутствие галдящей толпы. В центре нового Хайдерабада раскинулось большое озеро Хуссейнсагар, заставившее вспомнить о Бхопале. Протяженность берегов озера составляет восемнадцать километров. В нем много рыбы, и горожане сиживают на берегу с удочкой. Развит здесь и лодочный спорт. Проехав по рассекающей озеро плотине, мы попали в Сикандерабад, который был некогда резиденцией колониальных властей, а сейчас стал средоточием государственных учреждений, деловых контор, редакций газет. Сикандерабад является фактически частью Хайдерабада. Его улицы прямы и нарядны. Вогнутые стены зданий на перекрестках очерчивают площади, в центре которых располагаются клумбы с цветами, а иногда и памятники. Бронзовый Махатма Ганди смотрит на меня с высокого пьедестала. Я только что сфотографировал точно такого же в Гуджарате.
Публика в Сикандерабаде непохожа на чарминарскую. Мы стояли у бронзового Ганди, наблюдая, как залитую дождем площадь переходили девушки на высоких каблуках в европейских платьях, юные денди в модных, явно привезенных откуда-то джинсах, холеные, упитанные, уверенные в себе чиновники городских офисов.
Хайдерабад — шестой по населению городов Индии. Значительная часть его жителей живет в старом городе. В столице штата Андхра-Прадеш развита промышленность: часовой завод, завод электрооборудования, сигаретная фабрика, производятся мотороллеры, электронные приборы, асбест. Однако лицо города во многом определяет известный всей Индии университет Османия, в различных институтах и отделениях которого учится 80 тысяч студентов. Еще тысяча занимается в Сельскохозяйственном университете.
Кишан — скромный сорокалетний человек. Мы с ним познакомились случайно на мошаэре, которая проходила под открытым небом и разбежалась из-за хлынувшего вдруг дождя. Он окончил Университет Османия и преподает в нем язык телугу. Показал мне свою альма матер, провел по коридорам и пустым аудиториям. Пустым потому, что были каникулы. Главное здание университета утопает в зелени. Строгий его фасад сочетает в себе классические европейские мотивы с чисто мусульманскими. Университет был создан в 1918 году. Тогда в княжестве Хайдерабад правил очередной низам и официальным языком был урду. Сейчас преподавание ведется и на урду, и на телугу — поступающий может сделать выбор.
Движение за более широкое распространение языка телугу принимает в штате Андхра-Прадеш все более широкие масштабы. Главным министром правительства этого штата является популярный киноактер Н. Т. Рамарао, правящей партией — «Телугу лесам», имеющая регионально-националистическую ориентацию. Приверженцы этой партии подняли даже вопрос о переименовании штата в «Телугунаду» — по примеру соседнего Тамилнаду. Победа партии Рамарао на выборах в законодательное собрание штата была для всех сенсационной неожиданностью. Ведь Андхра-Прадеш всегда считался южной цитаделью правящей в Индии партии ИНК (И). Вслед за Тамилнаду Андхра-Прадеш наделил властью киноактера…
В Хайдерабаде есть что посмотреть. Небольшой холм неподалеку от Чар-Минара венчает роскошный дворец наваба Викар уль-Умра, построенный в конпе прошлого века. Это пышное, но маловыразительное сооружение в европейском стиле, называемое Фалканумой, битком набито сокровищами разных эпох, вывезенными из многих стран. Даже мраморные ступени Фалканумы доставлены сюда из Европы. Посетителей в Фалкануму не пускают — надо подать прошение и получить специальное разрешение. А вот в бывший дворец наваба Саларджанта, превращенный в музей, можно пройти, как обычно, купив билет. Не счесть замечательных произведений искусства и здесь. На стенах — и Боттичелли, и Рубенс, и многие другие великие мастера Европы и Азии. Старинные иранские миниатюры, древние рукописи, бесконечное множество скульптур. Кишан обратил мое внимание на мраморную «Ребекку под вуалью» и на высокомерно откинувшегося Мефистофеля, который с другой стороны оказался смиренно потупившей голову Маргаритой, Толпы хайдерабадцев бродят по музею с утра до вечера — из итальянского зала в китайский, из немецкого в индийский. Но больше всего народу во дворе музея, у веранды, где установлены огромные средневековые часы. Все с нетерпением ждут, когда откроется верхняя дверца и выскочит фигурка с молоточком — отбить положенное время.
Усталого человека с узкими черными усами, сидящего за заваленным бумагами столом, зовут Ченна Редди. Он — главный редактор газеты «Декан кроникл», самой популярной в Андхра-Прадеше. Редди протянул мне пачку читательских писем:
— Это сегодняшняя почта — только та, что связана с ростом цен. Читатель у нас активный, без работы нас не оставляет…
У мистера Редди 15 репортеров, а всего в газете работает 60 человек. Она выходит на английском и телугу.
— Тираж издания на телугу растет, — заметил хозяин. — Нынешнее правительство штата призывает использовать в качестве официального языка телугу, начиная с дистриктского уровня. Так что стараемся. Английских пишущих машинок давно не покупаем.
— Кто ваш читатель? — задал я прямой вопрос Ченну Редди.