— Я такие врата только на Заграйте видела, — сказала тихо, вспоминая величественную белоснежную арку.
— Их много, — Берта подняла клинок и резко опустила. Взмах-удар, снова и снова. Очередная ветка упала под ноги. — По всей галактике раскиданы. Говорят, что это старая транспортная система, оставшаяся неизвестно от кого. Никто так и не смог ее активировать.
Я хотела спросить что-то еще, но стрекочущий птичий крик заставил замолчать и прислушаться.
До этого я не видела здесь птиц.
Только тени общались на языке, близком к птичьему пощелкиванию, но я надеялась, что они не следуют за нами шаг в шаг.
А если и шли, то это могло значить только одно.
Никто не позволит нам отступить с намеченного пути. Твари избавятся от нас сразу же, как только заметят хотя бы намек на “предательство”.
В таком темпе мы продвигались до тех пор, пока жара и влажность не начали откровенно действовать на головы. Даже выносливые Берта и Карлос едва переставляли ноги, а что уж говорить обо мне?
Я тащилась исключительно на силе внушения, каждый раз приказывая своим конечностям двигаться, и была вот настолько близка к потере сознания.
В конце концов, решив, что толку от такого улиточного темпа все равно никакого, Карлос решил остановиться. Еще какое-то время мы брели вперед, едва ли понимая, что вокруг происходит, пока не наткнулись на небольшую поляну, которую точно пополам разрезал крохотный ручеек.
Едва не захлебнувшись слюной, я с трудом подавила желание подбежать к воде и окунуть в нее всю голову целиком, только бы немного остыть и напиться.
Ты не дома, Оттавия!
Только после проверки.
Карлос, разгадав мои мысли, подошел к ручью и, опустившись на корточки, принялся копаться в рюкзаке. Я очень надеялась, что среди его запасов был портативный анализатор, иначе соседство с водой и невозможность сделать хотя бы один глоток просто свели бы меня с ума.
— Двинемся дальше на рассвете, — Берта тоже скинула рюкзак и, порывшись в нем, протянула мне питательный брикет. — Попробуешь поесть?
Неуверенно кивнув, я взяла в руки пакетик с батончиком и глубоко вздохнула. В желудке образовалась противная, тянущая пустота, но тошноты, как ни странно, не было. Даже когда я вскрыла упаковку и откусила первый кусочек, организм не взбунтовался и не попытался выплюнуть это немедленно — что неслабо меня обрадовало.
Вообще, день складывался на удивление хорошо.
И с наслаждением жуя батончик, я не могла отделаться от чувства, что слишком уж это подозрительно.
А что же дальше?.
Я изо всех сил старалась не спать. Боялась, что город в этот раз может до меня добраться, запустить когти под кожу и уже не выпустить из своих цепких объятий.
Сидя у пирамидки, я смотрела на поднимающийся вверх дымок и следила за тем, как медленно темнота опускается на лес и меняет очертания деревьев, превращая безобидный шелест листьев в тихий злобный шепот, который настойчиво проливался в уши и скручивался где-то под грудью тугим холодным комком.
Карлос набрал для меня небольшую фляжку воды, но только после того, как ручеек подвергся всесторонней проверке; и даже потом мужчина пристально следил, не станет ли мне плохо, и держал наготове простой детокс.
Берта обходила поляну по кругу, вглядывалась в заросли и через несколько минут вернулась к костру.
— Подозрительно тихо, — пробормотала она. — Можно подумать, что мы где-нибудь на Кроксе. Тишина, благодать, вокруг плодородные поля и небольшие усадьбы переселенцев. А потом я вспоминаю, где мы вообще находимся, — и становится еще хуже.
— Возможно, завтра мы доберемся до нужного места.
— Скорее бы уже на Заграйт, — тяжело вздохнула Берта. — Как там окажемся, я подам отчет об этом секторе.
Я не решилась поднять глаза, потому что боялась найти во взгляде Карлоса такой же вопрос.
Может, он передумает?
Вдруг поймет, что не нужна ему такая обуза, в виде женщины и ребенка, что может разрушить всю его жизнь?
Тряхнув головой, я устыдилась собственных мыслей.
Карлос никогда ни словом, ни делом не позволял мне усомниться в своей решимости и преданности. Как я вообще могла подумать, что он способен на подлость после всего, что случилось?
Ай-яй-яй, Оттавия.
Пора бы уже перестать считать, что никто не желает тебе добра.
Вместе с дымом в небо подлетали искры, а граница между светом и мраком вокруг проступала все резче: через час уже можно было потрогать ночь рукой, погружаясь в нее, как в мякоть диковинного фрукта, пахнущего влажной землей и горечью древесной коры.
— Мои сорванцы никогда в жизни не поверят, что такое может на планете твориться, — взгляд Берты скользил по кромешной темноте, а в глубине зрачков женщины плескалась усталость и какое-то нечеловеческое умиротворение. Будто она приняла ситуацию и не собиралась лишний раз дергаться без крайней необходимости. — Будут смотреть на меня круглыми глазищами и говорить, что это все выдумки.
— У тебя наверняка целая пачка таких историй, — улыбнулась я. — В новых колониях всякое случается.
— Вот только еще никогда меня не пытались убить странные твари, которых не берут пули!
— Все бывает в первый раз, — усмешка Карлоса заработала ему шутливый подзатыльник от Берты. — Эй!
— Ох не каркал бы ты, Карлито!
— У компании появится повод задуматься о дополнительной защите своих колоний.
Берта только презрительно фыркнула.
— Пха! Ты вспомни все те колонии, где мы побывали. Компанию интересуют только разработки сциловых жил, новые минералы и знания. Больше ничего. Взять, к примеру, того же Илиаса. Сомневаюсь, что хоть кто-то вспомнит о его смерти через пару-тройку недель.
Упоминание Илиса больно кольнуло сердце. В кармане все еще лежал его талисман, и я думала, что мне с ним делать дальше.
Я не смогу похоронить погибшего как положено. Не смогу даже вернуться, чтобы его тело найти, ведь это значит, что придется снова ступить в лабиринт обезумевшего города, преодолев портал, а следовательно — еще раз погрузить себя в иную реальность.
Из горла вырвался сдавленный смешок.
Какое тело?
Нечто превратило его в кучку пепла, лишив всякой надежды на нормальные похороны.
Илиас навсегда останется узником этой планеты; возможно, его душа никогда не попадет к Садже. Он никогда не познает радость перерождения, не получит новую жизнь — и от этой мысли становилось горько и больно.
Я должна была что-то сделать.
И не могла.
Беспомощность. Это чувство будто вросло меня, пустило глубокие корни, мучая и отравляя.
— Слышащие — ценный ресурс, — неуверенно сказала я.
— Я знаю, что таких, как ты, все еще воспитывают где-то в застенках компании. Сколько уже выращено Слышащих, ты в курсе? А в курсе, что возраст их с каждым разом все меньше? Во имя Саджи, я однажды на задании увидела девчушку лет пятнадцати! Компания не ждет, — кивнула Берта. — Если бы вы были единственными, то относились бы к вам, как к фарфоровым статуэткам, а так…
Женщина махнула рукой.
— Впрочем, — добавила она, — это не значит, что им плевать, чем занимаются их сотрудники. Но вот ты мне скажи, Оттавия. Неужели среди Слышащих не могут быть крепкие, эмоционально стабильные люди? Почему вас растят такими хрупкими, почти неподготовленными, вынужденными полагаться на сопровождение? А если бы тебе попались не я и Карлос? А если бы на нас напала целая орава местных тварей? Ты умеешь стрелять, да, но…
— Да все просто, — хмыкнул Карлос. — Чтобы игрушки были зависимы от своих хозяев. Вот ты, эмоционально и физически подготовленная женщина, долго бы проработала на эту контору?
— Очень недолго.
— Дело ведь не в этом! — возразила я, медленно закипая. — Слышащие получают возможность использовать свой дар. Двигаться от планеты к планете, прикасаться к древности, впитывать в себя знания камня.
— Свободные хлеба могут позволить вам то же самое, — Берта с наслаждением впилась зубами в питательный брикет. — Правда, компания — это не благотворительная организация, конечно. Просто так ни один ребенок не отдаст свои игрушки.