— Даже если Слышащий сбежит, то что он будет делать? — мой голос дрогнул. — Как он будет жить? Оторванный от единственного, что делает нас… цельными. Мотаться от края до края галактики — это совсем непросто. И ты не знаешь, — закусив губу я попыталась отогнать картины прошлого, что настойчиво стучались в дверь, которую я давно закрыла, — как нас воспитывали. Компания — наша единственная опора и защита. Наш друг, мать и семья. Они создали нас, кормили, обучали. Воспитывали нас, как собственных детей.
— И убивали вас, — тихо сказала Берта.
— Мы верили, что не просто так. И верим.
— Одной веры для жизни маловато. Илиас, наверное, тоже верил, но уверена, что перед самой смертью он жалел, что оказался здесь.
Мне нечего было ответить. И, что самое горькое, я была почти уверена, что так и есть.
Он жалел.
Воспитанный, как и я, в изолированной комнате, под присмотром исследователей и врачей, он все равно был человеком.
Все мы были.
И мы хотели жить.
Жуткая, противоестественная дилемма.
Заниматься делом, что помогает тебе чувствовать себя полноценным и каждый раз думать, что, возможно, в другом месте тебе было бы лучше.
Ты бы не гнил где-то в неизвестном городе, превратившись в кучку жирного пепла.
— Это все равно не ответ на вопрос, чем бы Слышащий мог заниматься.
Берта пожала плечами.
— Вольным стрелкам бы ваш дар пригодился — они часто ищут те же сциловые жилы ради продажи. И с камнем пообщаешься, и денег заработаешь.
— Слишком велик риск…
Усмешка женщины заставила меня замолчать на полуслове.
— А сейчас ты совсем ничем не рискуешь, конечно.
— Мы обязательно выкрутимся, — тихо сказал Карлос. — Тебе бы стоило больше в меня верить.
Я хотела ответить, что верю. Убедить его, что, наверное, никому в этом мире не смогла бы доверять больше, пусть даже всегда пыталась убежать, ускользнуть от отношений, казавшихся мне настоящей клеткой.
Я даже рот открыла, чтобы и правда все это сказать, но тишина, упавшая на плечи, как тяжелый плащ, заставила меня насторожиться.
Даже ветер перестал шуршать в траве и кронах деревьев.
…предательница…
— Что?..
Я вскочила на ноги, не обращая внимания на вопросительные взгляды Карлоса и Берты. Сердце болезненно трепыхнулось, сбилось с ритма и принялось колотиться с такой силой, что я невольно прижала руку к груди. Земля под ногами мелко завибрировала, запрыгали камешки, клацая друг об друга.
В голове защелкало и заскрипело, завращались “ржавые шестеренки”, сминая мысли, разбрасывая их по углам, пронзая виски и затылок острым жжением, будто кто-то невидимый натолкал в череп битого стекла.
С трудом протолкнув в горло влажный воздух, я подняла взгляд, но ничего не смогла рассмотреть в темноте. Небо скрывали от меня древесные кроны.
…ты никуда не уйдешь…
Каждое слово — как удар хлыста: от боли подкашивались коленки и хотелось зажмуриться, свернуться на земле калачиком и обхватить голову руками.
Молиться, чтобы агония закончилась.
Во рту пересохло, мир вокруг затянула красновато-бурая пелена, расцвеченная желтыми и зелеными полосами.
Древесные стволы затрещали, и мне подумалось, что чьи-то гигантские руки вцепились в них, чтобы вырвать с корнем.
— Оттавия!
Крик Карлоса я услышала не сразу. Слова превратились в слипшийся ком сахарной ваты. Я почувствовала только толчок и боль от удара, когда сверху меня придавило чем-то тяжелым.
И грохот такой силы, что земля подо мной должна была пуститься в самый настоящий пляс.
Рывок.
Я на ногах, в цепких руках, и меня нещадно тащат вперед, прямо к стене деревьев. Позади что-то выкрикивает Берта, а над головой вспыхивает оранжево-желтый светляк, выхватывая из темноты корни, землю, стволы и напряженное лицо Карлоса.
Из его рассеченной брови вниз медленно катились капли темной крови.
…ты останешься…
…ты останешься здесь…
— Давай, Оттавия, нужно бежать! — голос Карлоса сплетался с голосом города, превращаясь в один невыносимый шквал звуков, от которого нещадно затошнило, но я из последних сил пыталась держать глаза открытыми и переставлять ноги, чтобы не превратиться в балласт.
Мне совсем-совсем нельзя сдаваться.
Иначе я похороню здесь и себя, и Карлоса, и Берту.
Ее дома ждут…
Давящая тяжесть в груди нарастала с каждым вдохом; с каждым сделанным шагом перед глазами становилось все больше черных пятен. Я отчаянно цеплялась за Карлоса, стараясь не отставать, но он понял, что так дело не пойдет и остановился.
Вокруг трещало и скрипело, неожиданный порыв ветра, которого никак не могло быть среди плотных зарослей кустарника и деревьев, ударил в лицо запахом гнили и крови, старых перемолотых костей.
Без лишних разговоров Карлос просто закинул меня на спину: раз! — и я уже чувствую его руки под коленками и судорожно хватаюсь за крепкие плечи.
…ты останешься…
Вспышка боли в затылке была такой сильной, что я невольно застонала и уткнулась лбом во влажную шею своего вечного спасителя.
— Оттавия, не теряй сознание!
Если бы все было так просто…
Мне показалось, что я произнесла это вслух, но слова просто увязли на языке, так и не превратившись из вялой мысли в звук.
А где-то на самой границе между сном и явью глухо, самозабвенно ревело бестелесное чудовище, тратя в гневе последние силы на месть несчастным смертным, что так и не выполнили его волю.
И оно только начинало ворочаться.
За чертой
Лес должен был закончиться. Не мог же он тянуться бесконечно долго? Лесам вообще не свойственно быть бесконечными, но я никак не могла ухватиться за эту мысль и разлепить спекшиеся губы, чтобы озвучить вопрос.
Мир вокруг вращался, смешивался, как краски на палитре, превращаясь в одно серо-черное пятно, испещренное оранжевыми прожилками от светляка, что Карлос закрепил на лямке рюкзака.
Тяжелое дыхание мужчины заставляло меня чувствовать вину за себя, но Карлос даже не думал чем-то меня упрекнуть. Он упрямо пер вперед, вслушивался в отрывистые команды Берты и старался не свернуть себе шею, зацепившись ногой о торчащий из земли корень.
Голос в моем сознании то становился громче, то резко слабел. Каждое новое слово, каждая попытка сосредоточиться на воплях города приносили только боль и короткое забвение, когда не хватало сил держать голову и тело превращалось в расплывшееся желе, что вот-вот должно было стечь вниз и остаться среди деревьев.
…я хочу…
…я должен… улететь…
Фразы то всплывали, то тонули в сдавленных всхлипах и стонах, что совсем перестали напоминать человеческую речь. Земля под ногами ходила ходуном, а деревья трещали с такой силой, что мне казалось — небо рухнуло и своим неподъемным брюхом давит на несчастные кроны, сминая их немыслимым весом, собираясь погрести все под собой: теней, город, незваных гостей, которые умели только нарушать обещания.
…домой…
Внутренне вздрогнув, я подняла голову и увидела спину Берты — женщина теперь бежала впереди. На несколько мгновений она скрылась из виду, а через десяток шагов мы вышли на открытое пространство. Слабого света светляка было достаточно, чтобы рассмотреть высокую траву и массивные черные скалы, что торчали из земли тут и там, точно сгнившие зубы мертвого великана.
— Оттавия, ты там живая?
Голос Карлоса звучал хрипло и устало, а хватка на моих бедрах стала жесткой, почти болезненной.
— Вроде как, — пробормотала я глухо, хотя чувствовала, что еще немного — и череп просто расколется, как переспевший арбуз, а мысли разлетятся во все стороны крохотными косточками.