— Держись, мы скоро доберемся до врат.
— Он… во мне, — я приложила ладонь ко влажному лбу и поняла, что меня трясет не от усталости, а от температуры.
Меня лихорадило, а я все это время даже не замечала.
— Он… не отпустит…
— Отпустит, — холодно отчеканил Карлос. — Пусть только попробует нам помешать.
Я хотела сказать, что город и так пробует, но из горла вырвался только сухой, лающий кашель, а через секунду во рту появился отчетливый привкус крови.
Карлос зашагал вперед, обходя черные скалы. В неровном свете они тускло поблескивали, как зеркало, в котором отразился огонек свечи, а внутри что-то медленно ворочалось, поворочаивалось к нам, невольным зрителям, массивным темным боком.
Я старалась не смотреть. Не могла доверять собственному восприятию и боялась, что именно сейчас, когда город откровенно прорывался сквозь все барьеры, его ужас, ненависть и гнев могут сыграть злую шутку с моим сознанием, окончательно отключив все тормоза и столкнув меня в пучину истерики и паники.
Двигались мы явно медленнее, чем хотелось, а дрожание земли под ногами все усиливалось. Оно прокатывалось волнами, снова и снова, било по нервам, отдавалось в голове, руках и ногах.
…я хочу домой…
Мысль была настолько четкой и острой, что я невольно задержала дыхание.
— Да вы шутите!.. — Берта остановилась и повернулась к Карлосу. В ее взгляде читалось самое настоящее возмущение. Не безысходность, не злость, а именно возмущение. Она искренне не могла поверить, что наши неприятности и не думали заканчиваться.
Женщина стояла всего в паре футов от обрыва. Расселина тянулась в обе стороны, и света хватило лишь, чтобы сделать вывод: обойти ее не выйдет. Только не ночью.
Противоположный край терялся где-то на границе светового круга, и я тяжело сглотнула, увидев, что несколько кристаллов буквально проросли под углом и рассекали мрак как мост.
И нам придется по нему пройти.
Искать другую переправу — это время, а город не даст нам ни секунды передышки.
— Воу!
Карлос пошатнулся, а где-то позади послышался раскатистый гул и треск деревьев. Едва удержав равновесие, мужчина чуть повел плечами, дав мне знак, что пора слезать. Переходить по такому ненадежному мосту с такой ношей на спине — та еще задача, и я знала, почему Карлос так сделал.
Чтобы не утащить меня за собой.
— Понятия не имею, что это, но лучше двигать жопами! — гаркнула Берта.
Она вступила на мост первой. Замерла, прислушиваясь, не затрещит ли опора, не просядет ли кристалл, что совсем не выглядел как надежная опора.
Ничего не произошло.
— Оттавия, ты следом, — Карлос встал позади, и его рука на моей спине обжигала даже сквозь ткань. Подавшись вперед, я осторожно нащупала подходящий уступ, шагнула вперед, затем еще раз.
Мир перестал раскачиваться, а впереди отчетливо маячил силуэт Берты. Я вцепилась в нее взглядом, старалась не отводить глаза, даже не дышала, пока медленно продолжала идти, ощущая гладкую поверхность кристалла и опасное скольжение под подошвами сапог. Оно было не таким уж и сильным, но вынуждало рассеять внимание, хвататься за несколько вещей одновременно, сохранять равновесие.
Берта все шла и шла, а я невольно представляла, как глубоко ущелье и выживу ли я, если упаду. Что со мной случится там, на дне? Я буду медленно растворяться в земле и стану частью города? Он, каким-то немыслимым способом, проникнет в мое сознание, похитит его и заставит провести бок о бок с его безумием целую вечность?
В страданиях и тоске из-за невозможности уйти.
Мне такой вариант совсем не понравился.
Наконец, я увидела, как Берта запрыгивает на противоположную сторону; и стоило женщине только обернуться, как в вышине громыхнуло и небо разрезали вспышки оранжево-красных молний, выхватывая из темноты и отвесную стену ущелья, и массивную арку врат.
Небеса уже не походили на один монолитный черный блок — они шли волнами, словно бушующее море, что вот-вот должно было рухнуть нам на головы.
И я была не так уж далека от истины; и, когда первые тяжелые капли холодного дождя упали на щеки, выругалась с душой, проклиная и этот мир, и город, и все те неприятности, что никак не хотели оставить нас в покое.
Добравшись до противоположной стороны, я обернулась и вздохнула с облегчением, поняв, что Карлос отставал от меня всего на пару-тройку шагов. От мысли, что дождь мог застать его где-нибудь посередине импровизированного моста, во рту становилось горько.
Скользя по земле, которая всего за секунду пропиталась влагой, будто огромная губка, мы двинулись вдоль разлома, стараясь не терять из виду врата, что теперь, из-за постоянных вспышек молний, уже не могли спрятаться за ночной пеленой.
Давай, Оттавия.
Ты должна напрячься!
Последний рывок — и очень скоро мы все будем дома.
Обязательно.
Все это забудется как страшный сон, и, просыпаясь на рассвете, я буду чувствовать лишь облегчение. Только блеклые воспоминания о пережитом останутся где-то в самых дальних уголках памяти, но и они потускнеют, истреплются, точно старые фотографии, и в итоге испарятся под ворохом других моментов.
Так всегда бывает.
Людям не свойственно помнить вечно.
Карлос не переставал поддерживать меня, уверял, что мы близки к цели; хоть я и не понимала, как именно он это отслеживал, если тени указали только приблизительное место перехода между этим миром и… Саджа знает, каким еще. Я уже ни в чем не была уверена.
…предательница…
Удар обрушился на голову внезапно. Я будто оказалась распластанной под гильотиной, и “лезвие” безжалостно упало вниз, отделяя меня от реальности, оставив где-то там, вдалеке, и дождь, и голоса, и влажную скользкую землю, бросив меня в непроницаемый мрак.
…я просто хотел домой…
“Как и я, — ответ вроде и прозвучал, но губы не шевелились. Слова формировались где-то в самом центре моего естества, чтобы потом вырваться прочь радужными вспышками, раскрашивая окружающую темноту. — Я не могла это изменить. Твои дети не дали бы нам уйти”.
Город говорил что-то еще.
Он ревел, требовал и стонал, истекал кровью и ненавистью, лепетал и тихонько шептал.
Столько злобы, ожесточения и горечи клокотало в каждом изданном им звуке, что я захлебывалась, не могла сделать свободный вдох, который не оседал бы на языке вязкой яростью.
Она выплескивалась через край, как вода из переполненного кувшина.
Явь и полусон путались, я уже не могла отличить одно от другого. Прорывался ли голос города в реальный мир или я проваливалась в забытье от усталости — я не знала.
Когда в очередной раз открыла глаза — хотя казалось, что я опустила веки всего на мгновение, — то увидела арку врат слева, уже совсем близко. Берта и Карлос о чем-то переговаривались, а через секунду женщина указала в сторону.
— Смотри, — бросила она, и слово почти утонуло в шуме дождя. Мучительно медленно повернув голову, я рассмотрела темную расплывчатую фигуру, в которой с трудом узнала тень.
Существо не пыталось приблизиться — просто наблюдало; и, присмотревшись получше, я заметила странность: крохотные черные кусочки, что отделялись от тела тени и, сбитые крупными дождевыми каплями, падали вниз.
Она будто распадалась на части…
Призрачный рев стал громче, и кто-то дернул меня за руку, утягивая вперед.
…уходите быстрее… скоро… ничего не останется…
Голос был похож на Альханда, но я не могла сказать точно и вздрогнула всем телом от сожаления, прозвучавшего в тихих словах.
Обернувшись, я заметила, как тень взмахнула рукой.
…и рассыпалась мелкой черной пылью.
— Выброси коммуникатор, — гаркнула Берта Карлосу.
— Что ты задумала?!
— Просто сделай, как я говорю!
Все, что было дальше, я уже не видела. Картинки сменяли друг друга, вспышки молний били по глазам, а тошнота клокотала где-то под горлом. Внутри переворачивались внутренности, превратившись в ледяные комья.