— Похоже, его жизнь ничем не омрачилась. Он часто появляется в театре с толпой других молодых гуляк, хохочет с ними и глазеет на танцовщиц. Глядя на него, не скажешь, что он переживает.
— Кажется, он тяжело воспринял смерть Гиневры.
— Так и должно быть, разве нет? Все-таки они дружили с детства.
Он провел ладонями по ее бедрам, наслаждаясь ощущением шелковистой кожи.
— Вполне возможно, они были больше чем друзьями. Она опустила руки на его плечи и еще раз взглянула ему в лицо.
— Ты думаешь, Вардан — тот любовник, о котором говорил Беван Эллсворт, который якобы и является отцом ребенка Гиневры?
Он запустил пальцы в ее волосы и отвел их со лба.
— Мы даже не знаем точно, был ли у нее любовник. В этом вопросе я не готов поверить Бевану Эллсворту на слово.
Кэт притихла ненадолго, раздумывая, а он не сводил с нее глаз. Он любил наблюдать за ней в такие минуты. Вобществе, где женщины с раннего возраста приучались производить впечатление глупышек, Кэт не боялась показать, что она сильная и умная. По крайней мере, ему.
Наконец Кэт сказала:
— Я никак не пойму, при чем здесь принц-регент?
Себастьян шумно выдохнул.
— Вполне возможно, что ее убийство было совершено хладнокровно, а единственная цель убийцы — просто-напросто бросить тень подозрения на принца-регента и тем самым еще больше укрепить его непопулярность. Но если это так, то зачем было выбирать в качестве жертвы Гиневру Англесси? Почему не леди Харфорд или одну из тех женщин, с кем Принни тесно связан?
— Возможно, это было просто… удобно.
Себастьян поглаживал руки Кэт вверх и вниз, а сам несводил взгляда с темного окна. Где-то там… в каком-то затаенном уголке огромного опасного города скрывается ответ, что случилось с Гиневрой Англесси и почему. Знать бы только, где искать.
— Было бы неплохо, если бы Лавджой сумел выяснить, куда она поехала в наемном экипаже.
— Ее камеристка может знать.
К этому времени облака полностью закрыли полумесяц, погрузив улицу в мрачную темноту, лишь слегка подсвеченную слабым мерцанием уличных фонарей. Себастьяну показалось, будто от углового дома отделилась тень, призрак того, кто стоял там, и тут же исчезла.
— Что такое? — спросила Кэт, когда Себастьян наклонился вперед, вцепившись в штору.
— Померещилось что-то. Вроде бы человек следил за домом.
— Это всего лишь тень. Ветер раскачивает деревья. — Она прижалась всем телом к нему. — Вернемся в постель, я замерзла.
Он обнял ее, отдавая свое тепло, и начал легонько покусывать шею, тихо дыша ей в ухо. Но при этом он произнес:
— Мне пора домой. Уже поздно.
— Останься, — прошептала она, призывно изогнувшись и поглаживая его ладонями с фамильярностью любовницы. — Я люблю просыпаться и видеть, что ты рядом.
— Если бы ты вышла за меня замуж, то каждое утро просыпалась бы рядом со мной.
Он почувствовал, как она застыла у него в руках, а потом отстранилась и посмотрела ему прямо в глаза. Вместо прежней игривости в ее взгляде читалась боль.
— Ты знаешь, почему я не могу этого сделать.
Он знал. Они уже тысячи раз обсуждали это раньше, и все же он не смог удержаться от вопроса:
— Почему? Потому что я виконт, а ты актриса?
— Да, — просто ответила она.
Он вздохнул.
— Ты ведь понимаешь, если бы Гиневре позволили выйти за человека, которого она любила, то сегодня, скорее всего, она была бы жива.
— Этого никто не может знать.
— Я знаю, что я…
Она поцелуем заставила его замолчать, обхватив лицо ладонями и крепко припав к его губам в отчаянном порыве.
— Перестань, — прохрипела она, опалив его лицо жарким дыханием.
Он знал, что она любит его. Любовь сияла в ее глазах, любовь была в каждом ее прерывистом вздохе. Какая жестокая ирония, подумал он, ведь если бы она любила его меньше, то согласилась бы стать его женой.
Ни слова не говоря, Кэт переплела его пальцы со своими и увлекла от окна в теплые недра постели. И он пошел за ней, ибо тени внизу на темной улице отбрасывали всего-навсего деревья, колыхавшиеся на ветру, а до рассвета оставалось еще несколько часов.
У него было время. Он еще мог успеть убедить ее, что она ошибается: выйдя за него, она не только не разрушит его жизнь, а наоборот, она единственная в состоянии его спасти. У него оставалось время.
Он сказал себе, что перед ним вечность.
Ему часто снился один и тот же кошмар: шеренги солдат в красных мундирах, лица их покрыты пылью, губы плотно сжаты, они маршируют навстречу смерти. В этом тревожном сне он видел каменные стены, полуразрушенные и почерневшие от артиллерийских снарядов, останки людей и лошадей, настолько обезображенные, что их уже нельзя было узнать. Слышал пронзительный свист пушечных ядер. Крик ребенка. Вопль женщины. Ощущал зловоние смерти.