- Тогда почему?
- Почему я имею право злиться на нее? Потому что она обидела моего ребенка.
Мы рассмеялись. Она знала меня слишком хорошо. Мамы всегда знают нас лучше, чем нам хотелось бы. Она знала по именам всех моих лебедей, и один из них, глупо было бы отрицать, любил ее больше жизни. И она чувствовала, как во мне падает в темноту, захлебываясь птичьим криком, сильная белая птица, верная до боли.
Она чувствовала, как я умираю внутри, не поняв толком, за что умираю.
Она помогла мне выйти в коридор. Мы сидели на растресканной клеенчатой кушетке на балконе. Курили. Смотрели, как небо жадно пьет чернила из густой асфальтовой реки, словно ему, а не мне оставила внутри черную пустоту та, которую звали Лена.
И даже тогда я не мог выговорить то, что рассказываю сейчас. Было слишком больно. Слишком холодно освобождаться от привычки к ее теплу.
И белые шрамы на ладонях отчаянно гудели, заставляя сжимать кулаки.
Можно пережить, когда внутри умирает лебедь. Я знаю, что тот, кто умеет любить, не сомневается, не отталкивает, не трусит, не жалеет птиц, чтобы еще раз подняться в небо. Без любви лебеди умирают также мучительно и страшно, как потеряв ее, но без любви они умирают бесцельно. Это ведь во сто раз хуже.
Ты читаешь это. Ты умеешь слушать, моя милая девочка. Ты держишь в руках мою вывернутую душу и не пытаешься оттолкнуть. Ты, наверное, тоже знаешь, как это, когда умирают лебеди.
Спасибо, что слушаешь.
Твой,
Лондон Птиц