Кличка штурмана, у которого я должен был стажироваться — Робертино Лоретти — основывалась не только на некотором сходстве имен, но и… популярности. Я его еще не видел, но о популярности уже был наслышан. Имя у него было Роберт, с ненашенским наполнением фамилии на букву «С». Сохраню ее в тайне, не ради него, а ради первоосновы его популярности.
Лейтенант Роберт С…..в громко заявил о себе на весь гарнизон тем, что произвел на свет сразу двойню, двух девчушек. Во всех уголках бригады и всего небольшого гарнизона это событие было преподнесено им, как нечто необычное, самим Робертом выстраданное. Судьбой двойняшек очень скоро озаботил свой экипаж, соседний по этажу казармы, да и весь гарнизон с его медслужбой и женсоветом. Тем и стал популярен. Дальше — больше. Роберт обладал талантом энтузиаста-зачинателя. Где бы, что бы и кем бы не зачиналось, Роберт — тут как тут. И уже в передовиках. Вся система нашей жизни, с бесконечными зачинами-починами, была в расторопных руках Роберта, как игровое поле настольного футбола. По этой части его популярность была никак не меньше, чем у Робертино Лоретти. Отсюда и кличка. Не без сарказма.
Роберт был популяризатором починов-зачинов, но убежденным лодырем в исполнении своих непосредственных функциональных обязанностей. Свое кровное дело запускал до такой степени, что любой другой на его месте сгорел бы, как швед под Полтавой, или был бы обвешан фитилями, как еж иголками. Из-за популярности его даже за сомнительную профпригодность не наказывали, а отправляли куда угодно, даже с повышением, но с глаз долой. Всевозможные неприятные последствия лодырничества он преодолевал с такой же легкостью, как водоплавающая птица сбрасывает со своего оперения воду. Непромокаемый и несгораемый Роберт С……в.
Так легла моя карта, что попал на предвыпускную стажировку именно к нему.
Старпом «эсочки» сразу озадачил:
— Пока штурмана нет, будешь у меня на подхвате…
Частенько корабельный (лодочный) старпом предстает в образе этакого волкодава или держиморды:
«…Капитан, обветренный, как скалы,
и старпом наш, серый, как утес…»
К этому старпому иронические ярлыки не клеились. Крепкий, даже кряжистый, мужик чисто славянской наружности. Немногословный. Если и матерился, то как-то интеллигентно, по-аптекарски дозируя количество крепких выражений. Обстоятельный аккуратист, в чем я сразу убедился.
— Подхватывать тебе есть что. В прошлом я был штурманом, и потому органически не переношу бардака в документации. Сам понимаешь, в море мне было не до нее. Как говорят, в ней и конь не валялся. Думаю, что и в штурманской документации дела обстоят не лучше. Грядущая инспекция много чего может в ней… не найти. Займись, пожалуйста, всем этим. И экстренно…
Задачи мне были поставлены. Цели ясны. Так и началась стажировка. Над старпомовской отчетной документацией корпел в казарме. Её «запущенность» — самооговор старпома. Что-то надо было сделать «в петухах», для ублажения взора ОУСовцев. К полному удовлетворению старпома все быстро намалевал и состыковал. А вот отчетная документация моего непосредственного наставника, штурмана, квинтэссенция труда судоводителя: точность плюс точность, аккуратность в квадрате, являла собой нечто совершенно противоположное. Не только «закавычила» этот принцип, но и обнесла его колючей проволокой.
Первое же посещение лодки скукожило мою рожу не только отсутствием штурманской рубки, как таковой, но и состоянием штурманского хозяйства. Тем не менее, не рискнул до появления хозяина что-то изменять в несусветном бардаке. Штурманское место в центральном посту обозначалось маленьким прокладочным столиком, не больше вагонного. На нем можно было закрепить морскую навигационную карту, лишь сложив ее вчетверо. Над репитерами курса и скорости нависала машинка клапана вентиляции с поддоном. Какие-то шкафчики и сусеки, закрытые и опечатанные тесемочкой с пластилиновой плямбой, хранили секретную документацию штурмана. Парусиновые мешки-чемоданы с несекретными документами торчали в проемах шпаций. Если бы не мой собственный комплект прокладочного инструмента (параллельная линейка, транспортир, измеритель и логарифмическая линейка), приобретенный еще на первом курсе и таскаемый на все практики, то на выходе в точку рассредоточения мне было бы нечем работать. Не смог отыскать эти атрибуты штурманского труда даже с помощью боцмана и старшины команды штурманских электриков. Они предположили, что Роберт забирает их в казарму и там хранит.
После завершения операции «Якорь» все-таки влез в мешки-баулы с простой (несекретной) документацией. Одного взгляда на сборники «Извещений мореплавателям» было достаточно, чтобы уяснить — Робертино этой мурой не интересовался никогда. По крайней мере — последние два года. Даже ленивые штурмана, хотя бы для проверяющих, делают в них пометки — «Карты откорректированы, дата, подпись…», пусть даже ничего не делая на самих картах. Судя по всему, Робертино был убежденным бездельником, в духе всех глашатаев-зачинателей. Прокукарекал, а там хоть не рассветай. Он даже липовых пометок не делал. И не только по северному театру, но и по Ура-губе, по своей базе. О проложенном кабеле было «Извещение…» двухлетней давности. Сделай Роберт своевременную корректуру и доложи об этом флагштурману, в штабных документах не было бы ляпа с точкой рассредоточения в месте, где постановка на якорь категорически запрещена. Но не сделал. Удивительное дело, но со штурманскими обязанностями в море он справлялся без проколов все четыре года. Не потея от усердия. Может потому, что его рабочее место всегда было под оком командира и дланью старпома, в прошлом — отличного штурмана.
В чем он был совершенно незаменим, так это в качестве участника любых слетов, партконференций и спортивных соревнований. В состязаниях, кстати, он тоже не потел. Слыл отличным стрелком из пистолета.
Спорт на флоте — это: Равняйсь! Смирно! На соревнование — шагом марш!
Флагманский мускул (начальник физподготовки и спорта) распишет, кому и в чем соревноваться. Важен не результат, а участие. «Баранка» — грех великий! Плавсостав, что с него возьмешь!
Бригада «эсок», откувыркавшись в завесах, притулилась к родным причалам. Флагмускул — тут как тут:
— Роберт! Бригаде, эскадре, да что там, всему флоту грозит «баранка». Нет в сборной бойца с орлиным глазом и твердой рукой. Стрелка. Выручай!
— В чем вопрос?! Защищу честь бригады и флота! — успокоил его Робертино.
Прямо с корабля, мимоходом пересчитав семейство (жена + близняшки), он отправился на бал соревнований.
На завершающем этапе общефлотских соревнований, в Ленинграде, для его участников был дан концерт небольшой труппой ленинградских актеров. Не знаменитых, но молодых и талантливых «многостаночников» актерского труда — словесного, вокального и танцевального жанра, под собственный аккомпанемент. Не избалованные заслуженностью и большими заработками, они были весьма мобильны и неприхотливы.
Роберт, как всегда и на всех соревнованиях, высокими результатами не прославился. Заработав очередную грамотку «за участие», преуспел в другом. Уболтал труппку актеров проехаться по флотским гарнизонам с концертами. Восприняли они это предложение с энтузиазмом, и вместе с группой флотских «спортсменов» выехали на Северный флот. Безусловно, их первый концерт состоялся в Ура-губе. Веселили они подводный люд вместе с семьями до глубокой ночи, прерываясь только на короткие антракты для передыха и посещения специальной комнаты. В ней они оценяли флотское радушие и хлебосольство. Во время антрактов отдыхающий народ танцевал под духовой оркестр бригады.
Командиры были столь приветливы и щедры, что поручили своих жен заботам мичманов-стажеров. Галантность — не последний пунктик в культуре и профпригодности будущего флотского офицера. Мы очень старались не посрамить гардемаринскую честь. Но явно проигрывали в этом вопросе Роберту. Он был гвоздем вечера! Как Робертино Лоретти.
Жена комбрига даже слегка притомилась от его галантности. Вальсировал, стервец, весьма искусно и неутомимо.