— Тоже вертолёт разбудил? — поинтересовался Чимбик, усаживаясь напротив.
— Нет, — Стилет откинулся на спинку скамейки. — Просто люблю раннее утро. Совсем не так, как на Эгиде.
Чимбик кивнул. Утро на Идиллии действительно заслуживало того, чтобы им любовались.
Репликанты молча смотрели как солнце медленно поднимается над верхушками деревьев под приветственную песнь птиц. Мимо курилки прошли сменившиеся с поста дворняги из комендантской роты, шапочно знакомые обоим сержантам. Чимбик и Стилет на секунду отвлеклись, чтобы приветственно махнуть знакомцам, и вновь вернулись к медитативному созерцанию восхода.
— Как Брауни? — поинтересовался Стилет.
— В норме. Врачи ещё пару дней подержат его в койке, а потом начнут вживлять протез. Говорят — будет как новенький.
Недели через три вернётся в строй.
— Хорошо.
Стилет допил сок и выкинул упаковку в урну, вспугнув ночевавшую там ярко-жёлтую ящерку.
Он откинулся на скамейке и мечтательно уставился на розовеющий горизонт.
— Интересно, мы когда-нибудь увидим местных?
Вопрос удивил Чимбика.
— А тебе зачем? — спросил он.
Стилет пожал плечами:
— Любопытно. Я читал о них. Общество эмпатов. Без насилия, без войн, без преступлений. Мир счастья и радости, вечный праздник. Не могу представить. Вообще не думаю, что такое возможно.
Чимбик ненадолго задумался. Он прекрасно помнил поведение Эйнджелы с момента их первой встречи. Любви ко всему человечеству эмпат не испытывала, насилие над другими людьми хоть и переносила тяжело, но тоже без особой жалости к пострадавшим. Но, с другой стороны, всё это являлось результатом многолетнего насилия над самой Эйнджелой. Неизвестно, как бы вели себя сёстры Лорэй, сложись их жизнь иначе. Например, продолжай они жить и путешествовать с родителями. Или если бы обосновались тут, на Идиллии.
— Они напишут что угодно, чтобы привлечь туристов и обогатиться, — ответил он Стилету. — Все дворняги лгут.
Особенно, если это приносит им выгоду.
— А Эйнджела… — осторожно, чтобы не бередить больную тему, спросил Стилет.
О случившемся во время судьбоносного задания Чимбик говорил только с ним и Блайзом. И Стилет старался не злоупотреблять вопросами.
Чимбик вздохнул и посмотрел в глаза собеседнику.
— Эйнджела меня этому и научила, — сказал он. — Всё, что пишут и показывают, — витрина. Приманка для туристов.
Нескончаемые праздники, красотки, радушие — всего лишь реклама. Заманить побольше дворняг и обобрать их карманы. Эмпатия, феромоны — кто вообще решил, что это гарантирует миролюбие? Всё это сказки, брат. Правду можно выяснить только самому.
Стилет, выслушав отповедь, огорчённо вздохнул и откупорил вторую упаковку сока.
— Жаль. Я бы хотел увидеть такой мир, о котором читал, — сказал он.
Чимбик кивнул. Планета интересовала и его. Из всех колоний, о которых он успел прочесть, Идиллия стала, пожалуй, самой необычной в истории человечества.
В период крупного конфликта Земли и Марса население целой лунной колонии снялось с насиженного места и улетело на срочно выкупленном корабле поколений, спасаясь от уничтожения. То был период между двумя волнами колонизаций, когда спал первый ажиотаж, а до открытия технологии Врат оставалось чуть больше столетия. К тому моменту люди уже научились с большей вероятностью определять пригодные для жизни системы с землеподобными планетами, так что колонисты летели с мечтами о создании нового, лучшего мира. Идиллии.
Вооружённые передовыми на тот момент технологиями, колонисты два поколения, что длился полёт ковчега, работали над созданием нового, идеального общества без болезней и конфликтов. Уровень развития генетики позволил исключить не только наследственные заболевания, но и вовсе избавить потомство от изъянов. Новое человечество в мечтах поселенцев должно было стать прекрасным и душами, и телами.
Многие верили в неизбежную гибель населения Солнечной системы в результате нескончаемых войн, а потому серьёзно подошли к вопросу возрождения человечества. Немало добровольцев пошли на генетическое вмешательство для увеличения либидо и фертильности, создавали внутри общины большие полигамные семьи. И без того мультикультурное общество колонистов как никакое другое подходило для смелого социального эксперимента.