— Ополченец-ремонтник, сержант, сэр, — наконец выдавил капрал. — Прислали на обучение.
Чимбик развернулся на каблуках и вперился в идиллийку бешеным взглядом. Казалось, воздух вокруг него сгустился и потрескивал, словно наэлектризованный сержантской яростью.
— Ремонтник, значит, — прошипел репликант.
Идиллийка смотрела на него удивлённо, но не испуганно. В отличие от тех же Лорэй, она явно не воспринимала Чимбика как угрозу. Да и вряд ли вообще в своей жизни сталкивалась со смертельной опасностью.
— Я Кристал, — представилась она и протянула сержанту руку. — Но можешь звать меня Схемой.
— А я спросил, как вас зовут? — сержант перевёл взгляд на сиреневую ладошку. — Руку протягивать за воротами будете, а здесь — отдают воинское приветствие.
Ненависть и злоба, рождённые болезненным воспоминанием о контрольной группе, требовали выхода, но репликант не мог и пальцем тронуть кого-то без приказа. Он был живой смертью, посаженной на короткий поводок строгим хозяином. Но с каждым днём ему всё больше хотелось проверить поводок на прочность.
— Что происходит? — раздался требовательный голос.
Чимбик стиснул зубы. Обладателя голоса он знал хорошо. Даже лучше, чем хотелось. Лейтенант Алер Дюран, командир взвода ремонтников, репликантов ненавидел и не считал должным свою ненависть скрывать. И пользовался любым поводом, чтобы указать искусственным солдатам их истинное — по мнению лейтенанта — место. Чимбика лейтенант Дюран ненавидел особенно сильно за нехарактерную для репликантов привычку огрызаться. Чимбик отвечал ему взаимностью.
— Я против взаимодействия идиллийцев с нашим батальоном, лейтенант, сэр, — сержант неторопливо повернулся и нарочито небрежно отсалютовал.
— А тебя никто не спрашивает, штамповка! — прошипел Дюран, нависая над сержантом.
Лейтенант Дюран при росте в метр девяносто восемь обладал комплекцией чемпиона-тяжеловеса, и сухой, поджарый Чимбик смотрелся на его фоне несерьёзно.
— Лейтенант, сэр, — стараясь говорить ровно, сержант предпринял попытку достучаться до здравомыслия лейтенанта. — Я был свидетелем, как одна-единственная идиллийка с помощью эмпатии вывела из строя отделение обученных пехотинцев. При эвакуации подбитых машин с поля боя идиллиец может получить ранение, и его боль ощутят все, кто находится рядом. Точно так же, как идиллийцы сами ощутят боль ближайших раненых.
— То есть ты считаешь, что в штабе сидят тупорылые придурки, не способные к здравомыслию? — в отличие от Чимбика, Дюран и не думал говорить тихо.
— Нет, сэр. Я всего лишь озвучиваю факт…
— …на который всем насрать, штамповка! — рявкнул лейтенант.
Идиллийка перевела растерянный взгляд с одного на другого и с наивностью, граничащей с идиотизмом, спросила:
— Зачем вы ссоритесь вместо того, чтобы найти выход?
Заговори один из багги — это вызвало бы меньше удивления. Спорщики на миг замолчали и, переведя взгляд на неожиданно подавшего голос ополченца, хором рявкнули:
— Заткнись!
Идиллийка смотрела на них, как на буйнопомешанных, начавших ни с того, ни с сего биться головами о стены. На её выразительном лице сочувствие явно мешалось с жалостью. Хомайер ухватил её под руку и уволок за машину, подальше от начальственных глаз.
— Не смей орать на моего курсанта! — вновь переключился на Чимбика Дюран.
— Ваш курсант нарушил субординацию! — рявкнул в ответ сержант.
— Да твоё какое дело, штамповка? Обучение ополчения — моё дело. Твоё — скакать с автоматом. Тебе не нравятся идиллийцы? Так есть такая вещь, как рапорт, если ты забыл, — Дюран ревел, словно медведь. — Не устраивает что-то — пишешь и отправляешь своему командиру. Вспомнил?
— Да, сэр, — выплюнул сержант, сгорая от бешенства.
Незримый поводок натянулся и душил жаждавшего крови репликанта.
«Ну, давай, ударь, — взгляд сержанта словно подстрекал Дюрана. — Ударь, чтобы я мог свернуть твою шею, бык тупой».
— Вот там и излагай свои нахрен никому не нужные мнения! Пшёл вон, урод, — прошипел лейтенант.
— Вы хотели сказать «Свободны, сержант»? — уточнил Чимбик. — Не может же офицер нарушать устав, да, сэр?
Лицо лейтенанта исказилось от ненависти. Дюран в бешенстве огляделся. На нём скрестилось множесто взглядов. В том, что все присутствующие слышали перепалку, можно было не сомневаться. Как и том, что любой из подчинённых лейтенанта тут же сдаст «горячо любимого» командира, подтвердив, что это Дюран первым нанёс оскорбление младшему по званию. Пусть и репликанту.