— Не смешная.
— Согласен. Извини.
Ночные улицы Праги были поразительно пустынны, только кое-где у входов в запертые лавки теплились огоньки подвешенных над дверьми свечных фонарей. На перекрёстках в металлических жаровнях горели небольшие костерки, но света от них было немного, так что вторые и третьи этажи зданий, не говоря уже о внутренних двориках и переходах, оставались погружёнными во тьму. Время от времени вдоль стен проскальзывали тенями то коты, то какая-то мелкая и — судя по тому, что Иржи даже не обращал на неё внимания — безобидная нечисть.
Патруль миновал величественную и грозную громаду Тынского храма. На следующем перекрёстке слева, за домами, смутно обрисовался на фоне неба тёмный силуэт колокольни при базилике Святого Якуба, но отряд свернул вправо, продолжая двигаться по Целетной улице.
— Пан капрал, а что так пусто-то? Комендантский час? Или пражане своей волей по ночам дома сидят? — поинтересовался Максим.
— А куда им ночью ходить? — искренне удивился Иржи. — Ночью спать нужно. Что ты в темноте делать собрался? Шуметь нельзя — магистрат строго следит. Стало быть, любое ремесло до утра под запретом. Исключение разве что для пекарей, часов через пять-шесть они начнут замешивать тесто и выпекать булки, хлеба, крендели. Тогда на этой улице будет поживее — а пока и они ещё спят.
— Сколько сейчас? — спросил Макс, и словно в ответ на его вопрос позади зазвонил колокольчик Орлоя. Ему ответил басовитый колокол Тынского храма, потом ещё кто-то и ещё.
— Десять часов, — пояснил Иржи. — Нам бы уже надо было быть на посту. Парни из городской стражи будут недовольны.
— Есть ещё городская стража?
— Конечно. Те, кто следят за порядком днём, ловят воров, разбойников, конокрадов и всех прочих. Наша забота — ночь и то, что приходит с темнотой.
— А если с темнотой придёт конокрад?
— Значит, он либо дурак, либо совсем уж лихой, — усмехнулся Иржи. — Но и в том, и в другом случае, если он нам попадётся, мы его скрутим и передадим куда следует. Так сказать, небольшая любезность.
— Что-то мне подсказывает, что со стороны коллег ответную любезность ждать не стоит, — пробормотал Максим.
— Правильно тебе что-то подсказывает. Не их это дело и не их риск.
— Разбойник — тоже риск.
— Не сравнивай.
— Ты вот, помнится, печалился по поводу маленького жалованья, давно уже не получаемого отпуска и невозможности жениться без разрешения командования.
— Я не жаловался, я просто уточнял, — поправил приятеля Шустал.
— Ну хорошо, уточнял. Добавим к этому «наш» риск. И чего ради тогда добровольцы идут на такую работу?
— Как чего ради? — удивился капрал. — За пятнадцать лет выслуги тебе полагается земельный надел. За двадцать лет выслуги — хорошая премия, которой хватит на постройку дома и покупку всего, что нужно для своего хозяйства. А за тридцать лет получишь наследуемый дворянский титул.
— Командор же на своём посту уже сорок шесть лет. Он сам мне говорил.
— Так он рыцарь, из Ордена. У него свои обеты и клятвы. Мы попроще.
— Рыцарю обязательно быть в Ордене?
— Не обязательно. Рыцарские шпоры дают за личные заслуги, а не за выслугу лет и даже не по праву рождения. Командором может быть и не рыцарь, просто сейчас так сложилось.
— Сколько же пану Брунцвику лет?
— Под сотню. Но мы ведь про это уже говорили — не стоит пытаться равнять твои года и здешние. Это время, может быть, даже течёт совсем по-разному. Как знать.
Максим задумался над подобным предположением. Отряд миновал ещё два перекрёстка — на одном из них какое-то лохматое существо размерами с крупную собаку метнулось в сторону и резво полезло по водосточной трубе на крышу дома. Мушкетёр, шедший первым, быстро упёр острый конец сошки в стык булыжников на мостовой, приладил мушкет — но прежде, чем успел прицелиться, лохматый силуэт уже перевалил за край крыши и исчез. Солдат раздосадовано сплюнул.
— Кто это был? — поинтересовался у капрала Макс.
— Морок, — пояснил Иржи. — Мелочь, но настырная. К тому же такой, если протопчет дорожку в какой-нибудь дом, может привести за собой кого-нибудь покрупнее и поопаснее.
Шустал достал из кошеля кусочек мела и нарисовал на дверях дома шестиконечную звезду.
— Мороки глупые, — сказал он, заметив вопросительный взгляд младшего стража. — Если полез на этот дом — значит, сюда и является. В следующую ночь поставим тут двух бойцов, и конец мороку.
На крохотной площади перед Пороховой башней горели сразу четыре жаровни, и от этого мрак по ту сторону ворот казался ещё гуще и плотнее. У ближней к Целетной улице жаровни стоял, грея руки над огнём, командир городской стражи — седой бородач с хмурым лицом.
— Наконец-то, — голос у него был сиплый, словно простуженный. — Где вас только носит.
— И тебе доброй ночи, Богуш, — весело отозвался Иржи.
Стражник демонстративно сплюнул в огонь. Огонь зашипел.
— Счастливо оставаться, — просипел Богуш и зашагал на север. За ним потянулись солдаты его десятка.
— Их казармы — в бывшем монастыре миноритов, — пояснил Шустал Максу.
— Где это?
— Ну, Анежский монастырь.
— Он же, вроде бы, женский?
— Он давным-давно в руках доминиканцев. Те живут в прежних кельях клариссок, а крыло, которое раньше занимал мужской монастырь миноритов, сдали под казармы. Чиновники из Ратуши каждый год с ними ругаются по поводу арендной платы, грозят разорвать договор, потому что доминиканцы каждый год по чуть-чуть, но повышают ставку. Монахи, в свой черёд, грозят пожаловаться своим вышестоящим, и попросить об отлучении от церкви для всей Ратуши поголовно. Так и тянется.
— Слушай, а как тут у вас вообще с религией? — осторожно поинтересовался Максим.
— Ой, да кого только нет. И католики, и протестанты, и иудеи — куда ж без них. В нашем славном королевстве в вере никого не неволят, так что выбирай, где и как молиться, по своему вкусу.
— И нелюдей тоже?
— А что такого? Вон пан Модров. Ты его видел на построении, стоял вместе с тобой позади командора. С факелом.
— Тролль?
Шустал фыркнул, но кивнул:
— Он самый. Убеждённый утраквист, причём старой закалки — у них многие давным-давно в лютеране подались, но есть ещё кое-где общины, которые держатся наособицу. Считает, что после Карла Четвёртого в Чехии не было короля лучше, чем Иржи из Подебрад. Даже его потрет заказал чеканщику и прикрепил на горжете.
— А ты сам?
— Я — католик, — пожал плечами капрал. — Это что-то меняет?
— Да нет, ничего. Я просто как-то вообще от церкви далёк, — признался Максим, невольно оглядываясь, не слышит ли их беседу кто-нибудь из солдат. Но бойцы уже заняли привычные места на посту и разобрать тихую беседу стоящих на удалении от них приятелей не смогли бы при всём желании.
— Не важно. Ты здесь, с нами и на нашей стороне. Значит, во что бы ты ни верил, это в любом случае вера в добро.
— Наверное, — задумчиво сказал Макс.
— И пока ты с нами — мне всё равно, как ты молишься и молишься ли вообще. Ну а если ты не с нами…
Капрал помедлил. Младший страж вопросительно изогнул левую бровь.
— Если ты не с нами — я лично тебя придушу, — пообещал Иржи.
Глава 6
Ночь в тоскливом сентябре
Нападение произошло в «ведьмин час», вскоре после трёх пополуночи. Колокольни староместских храмов только недавно откликнулись на звон Орлоя, убаюкивая Прагу: «Всё спокойно, всё спокойно, всё спокойно». Максим, оперев древко пики на плечо, грел руки над первой от ворот жаровней, попутно радуясь теплу и добротности серого сукна, из которого был пошит его костюм.
«Надо будет перчатки купить, — подумал парень, поворачивая озябшие кисти то ладонью, то тыльной стороной к огню. — Какой-то ледник прямо!»
— Пан капрал, — позвал он Иржи, прохаживавшегося чуть в стороне и погружённого в свои мысли. — А какое сейчас время года?
— Осень. Двадцать третье сентября по новому календарю папы Григория Тринадцатого.
— Не думал, что в Праге осенью так холодно.