Комуи едва не перекосило от гнева, как, в принципе, и Матрону, но Рувилье этого не увидел. Уверенно зашагав прочь, он скрылся за ближайшим поворотом. Брат вдруг подошёл к окну, приложился лбом к стеклу и прикрыл глаза, а когда Матрона попыталась что-то сказать, Комуи резко выпрямился, похоже, вспомнив, что он здесь не один. Оправдываясь работой, брат хотел было уйти, но Матрона, взяв Комуи под руку сказала, что в таком состоянии ни о какой работе речи идти не может и она лично проводит его до комнаты, чтобы тот хоть немного поспал. Ему ничего не оставалось кроме как согласиться.
Я же оставаясь сидеть на холодном полу, обхватила руками колени и уткнулась в них лицом. Мне не хотелось ни двигаться, ни плакать, ни думать. Хотелось только одного – исчезнуть.
***
Когда выяснилось, что я пришла в себя, Лави буквально не отходил от меня ни на шаг. В другой раз я бы жутко раздражалась по этому поводу, но сейчас мне было всё равно. Он смотрел на меня таким взглядом, будто я умираю у него на глазах. Хотя может так оно и было ведь выглядела я, мягко говоря, плохо: бледная кожа; сухие обескровленные губы; тёмные мешки под глазами; осунувшееся лицо и слишком заметно выступающие ключицы делали похожей меня если не на покойника, то на призрака уж точно.
Спустя два дня, когда Лави уснул в кресле рядом с моей больничной койкой, где я большую часть времени лежала пластом, мой измождённый мозг заставил меня подняться и куда-то пойти. На дворе стояла глубокая ночь, так что никто не заметил, как я слоняюсь по коридорам больничного крыла в одной больничной сорочке и тапочках.
«…Аллен, ну почему всё вокруг пытается разлучить нас? Почему судьба постоянно нас испытывает…»
Я не поняла, как оказалась на крыше. Ноги сами привели меня туда.
«…я и сам задаю себе этот вопрос…»
Открыв дверь я, медленно ступая по заснеженному полу, направилась к краю. Ледяные порывы ветра пробирали до самых костей, но это меня не останавливало.
«…Аллен, что бы ни произошло, я всегда буду на твоей стороне…»
Будучи абсолютно опустошённой, я не понимала, что и зачем делаю. Я просто шла вперёд.
«…я удивляюсь, как ты можешь любить такого неудачника…»
Оказавшись у самого края, я поднялась на невысокие каменные перила и стала всматриваться в ночное звёздное небо.
«…что же ты нашла во мне такого, в седом мальчишке со шрамом, который озабочен тем, чтобы спасать души Акум и людей…»
Я вдруг заулыбалась, как маленькая девчонка, затем расхохоталась, как сумасшедшая, но вскоре этот хохот превратился в истошный плач.
«…знаешь, вот уже который день я просыпаюсь с надеждой что, возможно, именно сегодня Аллен вернётся, а от Четырнадцатого останутся лишь воспоминания, о которых я постараюсь забыть как о страшном сне…»
Посмотрев вниз, я подумала, что будет, если я прыгну и при этом не активирую Чистую силу. Может стоит проверить. Может тогда мне станет чуточку легче.
- Линали!
Я обернулась и увидела Лави. Он, не теряя ни секунды, резко схватил меня за руку и дёрнул на себя. Я потеряла равновесие и, спрыгнув с перил, оказалась в его объятиях.
- Ты что делаешь, дура?! – прокричал Лави как можно крепче прижимая меня к себе. – Я ведь мог не успеть.
Чувствуя, как сильно колотится его сердце я, наконец, осознала, что только что могла совершить приди он сюда минутой позже. Лави был настолько напуган, что никак не мог ослабить хватку. Уткнувшись лицом ему грудь, я тихо завыла.
- Я не могу так, Лави… не хочу больше…
- Знаю, – гладя меня по голове, сказал он. – Но, думаешь, Аллен одобрил бы твой поступок? Или Комуи? – Лави всегда умел приводить безотказные аргументы. Я громко всхлипнула и зажмурила глаза. – Я понимаю, как тебе тяжело, всё понимаю, но, Линали, прошу, возьми себя в руки. Аллен никогда не сдавался и ты не смей.
- Прости, Лави, – тихо прошептала я. – Ты прав, я неисправимая дура. Я сломалась. Потеряла смысл…
- Так найди его! Пусть Аллен сейчас далеко от нас, но он продолжает бороться, а значит ничего не кончено, – уверенно заявил он и спокойным почти нежным голосом добавил: – А пока его нет рядом, я буду оберегать тебя.
Я не заслужила твоей любви, Лави…
***
Весна – наверное, самое красивое время года в Англии. Тёплое солнце пригревает землю, как бы возвращая её к жизни, и начинается буйное цветение растительности. Всё буквально утопает в цветах, что создаёт упоительный аромат, который разносится по всей округе, наполняя мир благоуханием. Дни становятся всё длиннее, ночи – теплее. В общем, всё так, как должно быть. Время неумолимо продолжает свой ход.
Откинувшись на спинку стула и запрокинув голову я, погружённая в свои мысли, пялилась в потолок. В моей правой руке находилось когда-то оставленное мне письмо Аллена. С тех пор как он исчез, я читаю его каждый день, несмотря на то, что помню каждое слово. Ведь так я могу ощущать его незримое присутствие. Только так могу говорить с ним.
От полученных душевных ран я не оправилась. Наоборот, со временем раны увеличиваются, разрастаются, причиняя боль, подобную осколкам острого стекла, что врезаются в кожу. Тем не менее, я по-прежнему цепляюсь за жизнь и не сдаюсь. Ради своих близких, брата и, конечно, Аллена.
Я поднялась со стула и приоткрыла окно, впустив в комнату свежий воздух. Затем вернулась на место и аккуратно убрала письмо Аллена в ящик, после чего взяла чистый лист. Мокнув перо в чернильницу, я принялась излагать свои мысли, а точнее решила оставить что-то вроде послания на случай непредвиденных обстоятельств, надеясь, что хоть и маловероятно, но это письмо когда-нибудь окажется у него в руках.
Как-то я сказала Аллену, что не хочу лгать, но тайну о нашем неродившемся ребёнке я заберу с собой в могилу.
«Аллен. Вот уже почти три месяца от тебя нет никаких вестей. Я даже не знаю, жив ли ты. Борешься ли с Четырнадцатым. Со своей судьбой.
Хотя, нет, я уверена – ты не сдаёшься.
Орден будто бы разделился на два лагеря: одни считают тебя предателем и презирают, другие – верят и защищают тебя. Джонни, например, часто пускает слезу, а если слышит оскорбления в твой адрес, обязательно лезет в драку. Обычно он всегда получает тумаков, но это его не останавливает.
Меня же не волнует, что думают остальные. Знаешь, в последнее время я не плачу. Совсем. Просто не могу. Кажется, будто я утратила эту способность вместе с другими эмоциями. Лави постоянно пытается развеселить меня, а когда сдаётся, начинает умолять, чтобы я хоть чуть-чуть улыбнулась. Комуи всё так же усердно работает, и я по возможности стараюсь помогать ему с бумажной волокитой. Порой он засыпает прямо на рабочем месте и я, чмокнув его в щёку, укрываю одеялом, после чего сторожу беспокойный сон брата.
Аллен, говорят, когда человеку плохо, он просит помощи у Бога. Но я не понимаю, как можно просить помощи у того, кто отобрал всё, что тебе дорого. Этот мнимый Бог, которого все так восхваляют, лишил меня всего. Лишил родителей, свободы, тебя, жизни…
Я ненавижу Бога и проклинаю Его. Я ненавижу Бога, но каждую ночь молюсь. Не за себя. А за одну невинную душу, с самого рождения несправедливо обречённую на извечные страдания. Твою душу, Аллен.
Но, похоже, Бог не торопится проявить сострадание. Он будто бы говорит: «Мне нет дела до людских проблем, будь то война, болезни, смерть. Кто-то наивно считает, что Я сделал вас избранниками Чистой силы, но на самом деле вы не более чем мученики».
Аллен, без тебя я не живу, а существую. И если бы не мои близкие и слабая вера в то, что когда-нибудь наши с тобой пути вновь пересекутся, скорее всего, я бы уже оставила этот заживо гниющий мир.
Так уж вышло – в твоей душе поселилась тьма, которая не намерена отступать и от которой я не смогла тебя спасти.
Конечно, я надеюсь, что тебе не придётся читать это письмо, ведь тогда, возможно, это будет означать, что наша долгожданная встреча не состоялась и вряд ли состоится. Мы живём на войне, и никто не знает, что нас ждёт завтра.
В любом случае, прошу, не забывай меня.
Твоя возлюбленная неудачница, Линали».