Даня тяжело уставился на парня.
— Откуда ты знал, что все так будет? — спросил и понял, что глупость сморозил.
— Так я же давно здесь, — Артем пожал плечами. — Они все верят, что поклоняются какому-то божеству или духу. Приносят ему жертвы. На самом деле нет никакого духа. Они сами свое проклятье создали и поддерживают его этими убийствами. Они думают, что их покровитель приходит из подземного мира, поэтому в колодце есть тоннели, которых никогда не было. Здесь же все ненастоящее. Во что они верят, то и появляется.
— А ты откуда все это знаешь? — не унимался Даня.
— Давно я здесь, — с нажимом повторил Артем. — С две тысячи девятого. Это мы так окончание института решили отметить. Вместо выпускного сделали себе отпевной. Ну ничего, бывает.
С его обреченным “бывает” Костров был категорически не согласен. Снова захотелось вскочить на ноги, встряхнуть парня, чтобы все перестало напоминать вышедший из-под контроля тупой розыгрыш. Изумление постепенно сходило, его место заполнила злость. Даня чувствовал, что застрял на стадии отрицания, но ничего не мог с собой поделать — он все еще искал любое возможное опровержение тому, во что никак не получалось поверить.
— А почему ты один-единственный из всех жертв? И если ты знал, что тут такая жопа, тебе что помешало об этом сказать, когда ты меня увидел?
Артем пристально на него посмотрел.
— Я не расслышал твоего “спасибо, что спас”, — он криво улыбнулся. — Я уж не говорю об элементарной вежливости и “мне очень жаль, что ты немного умер”.
— А язвишь, как живой, — хмуро ответил Костров.
Сказал и тут же пожалел — Артем сразу превратился в тоскливую версию себя.
— Да я пытался, — тихо произнес парень. — Когда в деревню приехали. Ты что думаешь, я там задыхаться просто так начал? Хотел предупредить, а эти мрази не дают. И с другими так же. Я ничего не могу сделать. Только идти вдоль дороги, если очередной идиот сюда сунется, и надеяться, что он меня заметит, как ты. Но все мимо проезжали, а потом они меня уже не видели. Я и с тобой не был уверен, что услышишь. А почему один… Я же раньше умер, чем они успели меня скормить своему колодцу. Это их взбесило, и они меня как-то привязали. Других их жертв здесь нет.
Артем умолк и весь съежился. Даня тоже молчал. Он пытался осознать и уложить в голове все, что услышал. Бросил взгляда на парня, и такая злость поднялась в душе, что Костров сам опешил. Не на Артема и его приятелей. Чего с них взять, захотелось нервы пощекотать. Он сам такой же был. Да и сейчас особым благоразумием не отличался. Даня злился на местных, на все это проклятое место, что разбивало судьбы. В жизни и без всякой мистики такое бывало, но оттого не становилось менее неправильным.
— Это можно как-то закончить? — наконец спросил Костров.
— Не знаю, — Артем покачал головой и протянул ему обратно свернутое термоодеяло. — Не думай об этом, просто беги отсюда. Ты для них теперь еще один столбик у дороги. Дождись темноты и беги.
С этим Даня был согласен. Решение бежать оставалось самым разумным посреди разгулявшегося сумасшествия. Есть тут чертовщина или нет, убираться надо было в любом случае. Если здесь все разной степени упоротости, живые психи ничуть не лучше мертвых. За эту мысль он и держался как за единственный проблеск разума. А когда опустились сентябрьские сумерки, Артем осторожно повел его обратно к деревне. По дороге Костров испытывал крайне двоякие чувства — а вдруг паренек его сейчас вернет прямиком к сумасшедшим деревенским? А вдруг их там уже ждут? В сознании бесновалось еще очень много таких “а вдруг”. Даня отгонял их подальше, крепко сжимал ключи и шел за Артемом. Издалека он заметил, что деревянный столб уже зарыли в землю. Внутри невольно похолодело — как памятник ему поставили, еще живому. Машина осталась на том же месте. На первый взгляд — нетронутая. Фонарь все так же то вспыхивал, то гас. Но теперь воспринималось наоборот — словно он не темноту с ее страхами отпугивал, а выжидал, чтобы бросить пятно света на любого, кто рискнет уйти.
С тихим треском старой лампы накаливания все погрузилось во тьму.
— Иди, — скомандовал за спиной Артем.
Даню не нужно было просить дважды. Из их укрытия он, прихрамывая, бросился к машине. На ходу бесшумно открыл двери. Забрался во внедорожник. Сразу заблокировал замок — как будто это могло помочь. Одновременно провернул ключ в замке зажигания, повторяя, как мантру или молитву:
— Давай-давай, бля, давай, пожалуйста…
Двигатель послушно завелся, и тут же в темных провалах окон начал зажигаться свет. А возле домов одна за другой появились фигуры в черном. Просто так, из ниоткуда. Рассудок затопило ледяным ужасом. Не получится, не успеет, не выберется! Даня врубил передачу и надавил на газ. Развернул машину. Крылом задел столбик — тот самый, свой, могильный — и втопил до упора. Он помнил, что Артем сказал ему напоследок — не реагировать, если они будут пытаться его остановить. Чем дальше от деревни, тем меньше у них сил. Но все-таки он заорал во весь голос, когда прямо перед машиной возник мужик с рубанком в руках.