Владимир начал мысленно перебирать, где бы он смог работать. В редакции у своего предшественника? Не исключено. И престижно: все-таки областная газета. Почти со всеми в ее коллективе хорошо знаком, контакты налажены: доклады председателя на сессиях областного Совета депутатов трудящихся, статьи Славянова по любым вопросам готовил он, Владимир Филиппов. Можно попробовать также пойти на радио или телевидение — все же член Союза журналистов СССР. Все можно, но, если честно, признавался себе Владимир, переходить на другую работу особого желания у него не было. Он привык к своему кабинету номер сто тридцать восемь. Всех руководителей в области знал, а главное, умел на высоком уровне делать то, что требуется любому председателю: писать вступительные и заключительные слова, доклады и статьи. Именно за это умение и имел почет и уважение.
В ожидании Птицына все сидевшие в кабинете за большим столом молчали: каждый думал о своем, мысленно прокручивая, должно быть, возможные варианты своего трудоустройства в создавшейся ситуации. Изредка безмолвно поглядывая друг на друга, чувствовали, как невольно увлажняются глаза: столько лет вместе и вот… наступил момент, когда все это кончается.
Наконец дверь широко распахнулась и в кабинет уверенной походкой вошел Птицын.
Он был в зимнем пальто, сшитом из хорошего драпа по заказу, в пышной шапке из ондатры, пользующейся большой популярностью и считающейся дефицитом номер один. Всем своим видом Птицын внушал уважение. Был в его облике и русский размах — это чувствовалось по некоторой небрежности в отношении к своей одежде. Об этом знали все, кому приходилось общаться с ним. Птицын особо никогда не заботился о таких мелочах, считая, что главное в человеке — его содержание.
Он уверенно и дружелюбно поздоровался со Славяновым, вышедшим ему навстречу, за руку, остальным слегка кивнул, потом прошел с ним в комнату отдыха председателя, и вскоре оба вернулись к большому столу для заседаний.
Выждав, пока Птицын усаживался во главе стола, Славянов, дипломатично улыбаясь, начал представлять ему людей из своего ближайшего окружения.
— Вот, — начал он, — Владимир Алексеевич Филиппов, член Союза журналистов, окончил университет, высшую партийную школу. Он может написать все: и доклад, и выступление, и статью, и письмо в правительство; может и граждан принять.
Птицын пристально посмотрел на Филиппова, в глазах его читался нескрываемый интерес, он улыбнулся Владимиру и твердо сказал:
— Я знаю. Ну что ж, Владимир Алексеевич, будем работать. Думаю, у нас получится.
В груди у Филиппова от этих слов сразу потеплело, и он с радостью подумал, что, слава богу, остается в своем кабинете — другую работу искать ему не потребуется.
Выслушав характеристики, данные Славяновым Леснову и Липатову, Птицын ничего говорить не стал, лишь, взъерошив свою пышную шевелюру, посмотрел на часы, быстро поднялся и, обращаясь к предшественнику, объяснил, будто извиняясь:
— Мне на бюро горкома. А с аппаратурой, пультом управления буду знакомиться позже. Товарищи мне помогут. Иван Васильевич, наши отношения всегда были уважительными. Если возникнет какая-либо необходимость, потребуется наша помощь — обращайтесь. Звоните, заходите в любое время. Я буду рад.
— Договорились, — коротко ответил Славянов.
Птицын энергично оделся и вышел, наказав Филиппову, Леснову и Липатову заниматься, как и обычно, текущими делами.
С уходом нового председателя облисполкома в кабинете снова повисла гнетущая тишина: никому ничего не хотелось говорить. Да и что говорить? Если бы кто-либо заглянул в этот момент в кабинет, то без труда смог бы заметить слезы на глазах у солидных мужчин. Филиппов опустил ниже голову; тяжело дышал находившийся рядом Леснов; то и дело осторожно покашливал заядлый курильщик Липатов.
Сам Славянов, переживавший самое большое потрясение в своей жизни, играя желваками, молча ходил взад-вперед по кабинету. Наконец, что-то пересилив в себе, он остановился возле пульта, вызвал машину и лишь после этого, обращаясь к своим соратникам, сказал:
— С Птицыным работать можно. Характер у него ершистый, но он энергичнее и умнее Васильева. Если бы пришел Васильев — вам, не сомневаюсь, пришлось бы нелегко. Да и область проиграла бы.