- Тетя Ира приболела, надо помочь кое в чем. Не волнуйся. Думаю, что это ненадолго...
Поскольку в полночь ее еще не было, Глеб помолился и лег спать. Утром будет понятно, чем закончилась эта встреча на высшем монастырском уровне.
За завтраком мама была странно улыбчива и неожиданно болтлива.
- Я подумала, что надо сегодня испечь какой-нибудь пирог или вкусные ватрушки... - тараторила она, намазывая бутерброды шоколадным кремом. - Ты чего больше хочешь? Может быть, корзиночки? Или крутяшечки, такие, как раньше бабушка пекла?
- Мне все равно.
Глеб злился, потому что она ничего ему не рассказывала.
Как заставить ее быть откровенной? Спросить прямо? Но о чем? Где и с кем она была ночью? Что она там делала? А кстати, что она там могла делать? Никодим, конечно, не образец праведности, но все-таки монах. Поэтому маловероятно, что их встреча закончилась чем-то плотским. Наверное, поболтали, сидя в его игуменском "форде", да и разошлись.
- Сынок, я сегодня вечером поеду в гости, - мама прервала его раздумья неожиданным признанием. - Меня отец Никодим пригласил.
- Куда он тебя пригласил?! - Неловко схваченный нож полоснул Глеба по пальцу.
Мама ловко выудила из аптечки пластырь и протянула ему бежевую полоску.
- Прокатиться по городу.
- Ааа...
Не найдя, что сказать, Глеб потер палец и стал мешать уже растворенный в чае сахар.
Теперь она не скрывает, что идет на встречу с Никодимом. И почему она перестала сочинять сказки про тетю Иру? Значит, нет ничего предосудительного в том, чем они занимаются? Просто дружеские посиделки. Скорее всего, он рассказал ей пару анекдотов, преподнес под новым соусом новости мирового масштаба, как он это обычно делает, да и все. Больше ничего особенного...
Почти потеряв интерес к этой истории, Глеб закончил завтрак и ушел в школу. Но поздно вечером, когда стрелки часов нацелились на витиеватую римскую XII, сюжет с отцом Никодимом приобрел новый поворот. Среагировав на знакомое щелканье дверного замка, Глеб вышел в прихожую.
- Привет, мам, ты чего такая?
Он удивленно рассматривал ее глаза с черными кругами расплывшейся туши.
- В снегопад попала?
- Попала.
Она посмотрела на него с каким-то то ли вызовом, то ли, напротив, смущением.
- Попала. Только не в снегопад. А гораздо хуже.
Она медленно сняла шубу, шапку. Потом так же медленно бросила все это на пол. И вдруг рухнула в меховую кучу и стала безудержно рыдать. Она задыхалась, щипала тонкий мех, пыталась говорить что-то сквозь приливы истерики. Наконец, видимо, устав от самой себя, она затихла, положив голову возле обувных щеток, и прошептала:
- Дай мне воды.
Напуганный увиденным, Глеб побежал на кухню, плеснул в попавшуюся на глаза чашку минералки и вернулся в коридор.
- На, пей.
- Знаешь...
Мама сделала несколько глотков и поставила чашку на пол.
- Бывает, что Бог посылает нам испытания, однако при этом...
Она хотела сказать что-то еще, но пение мобильного, доносящееся из меховой кучи, заставило ее замолчать. Она переворошила шубу, пошарила руками по ковру и наконец, найдя под шапкой оброненный телефон, схватила его и быстро ушла к себе в комнату.
- Нет, нет и нет! - спустя секунду донесся до Глеба ее крик. - Этого больше не будет. Никогда. И не говори мне, что не произошло ничего страшного! Это хуже смерти. Понимаешь?.. Да, я знаю... мы оба этого хотели... Но когда все оказалось позади, то пришло понимание. Это даже не грех! Это значительно хуже. Все!!! И не звони мне больше. Никогда!!!
Потом из комнаты донеслись всхлипывания. Сначала едва слышные, потом сдавленные и более громкие, они продолжались и продолжались. Ждать окончания этого процесса было бессмысленно. Глеб повесил шубу, отнес на кухню чашку и ушел к себе. Ему вдруг стало интересно понять, что именно он сам думает обо всем случившемся.
Между ними что-то было? Да, это очевидно. Но, кажется, в этом нет его или ее вины - они оба этого хотели. Тогда отчего эти слезы? Разве все так непросто? Встретились, соединились. Ах да... Никодим же монах! От этой мысли Глебу стало жутковато. Что-то уж очень запросто батюшка нарушил обет. Мама, конечно, вполне себе ничего, выглядит неплохо. И эта депрессия ее не изменила... Но соблазнить священника!!! Тут одного обаяния мало. Значит, гниловат оказался любимец прихожан. Любопытно... И что будет дальше? Станет ли мама дописывать икону? Или это происшествие равносильно окончанию ее контракта?
Мысли толкались у Глеба в голове, сменяли одна другую и никак не выстраивались в четкую картину происходящего. Наконец после часа размышлений его скрутил сон, разрушив нестройную череду возникающих вопросов.