Вот и комбинат стройматериалов. Хотелось заглянуть в цехи — там, небось, добра на сотни домов, не то, что его пристройка. Но подумал: желание это — пойти в цехи — наверно, не вяжется со служебным долгом. Тут еще — во дворе, прямо из земли, шипит, вырывается пар. А зимой многие жалуются: нет тепла. Откуда же оно будет, если так вот?.. И Шурагазиев пошел сразу в контору.
В отделе кадров за столом сидела молодая черноглазая женщина.
Шурагазиев поздоровался. И сразу:
— Передайте директору, под носом, во дворе, пар фонтаном бьет. Пусть примут меры.
Женщина улыбнулась.
— Передам, это не трудно.
— Вы инспектор по кадрам? — спросил Шурагазиев уже мягче.
— Да, инспектор. Начальника нам не положено.
— Я из милиции... Надо пригласить Нугманова Умырзака, поговорить с ним. И чтобы не мешали.
— Пойдемте в красный уголок, — с готовностью сказала женщина, — там свободно. А за Нугмановым я сама схожу. Он у нас работает в столярном.
Шурагазиев от нечего делать осматривал красный уголок.
— Вот он, Нугманов, пожалуйста, — сказала инспектор отдела кадров, переступив порог, и сразу вышла из красного уголка, осторожно прикрыв за собой дверь.
— Здравствуйте, агай, — снимая кепку, сказал от порога парень в чистой синей спецовке.
— Проходите вот сюда, поближе, — сказал Шурагазиев по-казахски, присаживаясь у бильярда. — Бери стул, устраивайся.
Парень прошел, сел. Положил кепку на колени, провел руками по волосам, приглаживая чубчик.
— Я из милиции, — сказал Шурагазиев.
Нугманов быстро вскинул глаза.
— Догадывался...
От парня хорошо пахло сосновой стружкой, да и лицо его нравилось Шурагазиеву — простое, открытое, без хитрости.
— Ну, как живем?
— Хорошо живем, агай...
— Как работаешь?
— Неплохо работаем, план даем сто десять — сто двадцать процентов.
— Женат? Семью завел?
— Нет еще...
— А есть на примете?
Парень смутился. Верхняя губа легонько дернулась.
— Гражданин начальник, — меняясь лицом, совсем другим тоном сказал Нугманов, — все не можете забыть, что отбывал наказание?
Шурагазиев подождал. Почувствовал: сердце чуть заныло.
— Ишь ты, обиделся, — сказал грубовато.
— А что я, не человек? — с дрожью в голосе бросил парень.
Шурагазиев почувствовал: сердце защемило еще противней. И это... Нет, не надо горячиться.
— Ладно, кипяток, потише бурли, — сказал миролюбиво. Нугманов молчал, помолчал и Шурагазиев. — А на вопрос твой... Да, пока мы еще не забыли, что ты отбывал наказание. Как это — сразу забыть?
— Сколько же? Сто лет будете помнить?
Шурагазиев нахмурился, изучая лицо парня.
— Ишь как — «сто лет»!.. Это от человека зависит. Вот сам подумай... Неизвестно ведь, какими вы выходите из колонии. Одни действительно думают «завязать», другие только прикидываются, что хотят покончить со старым. Как же понять, чего хочет человек, как проверить его? Наверно, жизнью, делами. Вот мы и приглядываемся, как ведет себя тот или другой... — Снова вдруг припомнилось: перрон, Нургалиев-Футболист слушает пульс... Да, тогда вот оплошал.
Парень немного помолчал.
— Ладно, агай, вас не переспоришь... Зачем вызывали? Воспитывать?
— Да, верно, — сказал Шурагазиев, — это как раз входит в наши обязанности — воспитывать. А вызывал... Где был вечером позавчера, то есть десятого числа, где был всю ночь с десятого на одиннадцатое?
Лицо Нугманова изменилось, в глазах растерянность и страх.
— Ну, где был вечером и ночью с десятого на одиннадцатое?
Парень помотал головой.
— Этого я сказать не могу...
— Почему? Что мешает?
— Не могу...
— Имей в виду — дело серьезное.
Парень снова отрицательно помотал головой.
— Значит, нет?.. — Шурагазиев помедлил. — В таком случае вам придется пройти со мной.
За обедом
Сенька Плахов пока слесарничал в депо, учиться на помощника машиниста только собирался, и тетка, Ангелина Ивановна, не считала его настоящим железнодорожником. Говорила: «Слесарничать можно и в артели «Напрасный труд». Настоящий железнодорожник — мужчина — машинист тепловоза, на худой конец — путеец». Сенька, в свою очередь, не считал настоящей железнодорожницей тетку, и сейчас, за обедом, подтрунивал над ней. Дурашливо-спокойным тоном утверждал: работники багажной конторы (следовательно, и тетка) — так себе, мелкие чиновники от счетоводства.