Парень молчал.
— Обязаны или нет? Как считаешь?
— Обязаны...
Шурагазиев кивнул.
— Так, обязаны... Сам говоришь: обязаны... Вот мне и приказали проверить тебя...
— А что, на меня кто настучал?
Шурагазиев предупреждающе поднял руку.
— Погоди... Пока мы рассуждаем... Ну вот, я проверяю, где ты был, когда убили человека на перроне, где был сразу после убийства, а ты молчишь.
— Не могу, не могу я сказать... А это не я...
Шурагазиев подождал, неторопливо, вроде бы с интересом, оглядывал голые стены следственной комнаты.
— Та-ак, — снова заговорил, переводя взгляд на парня. — Давай-ка дальше думать Человека обвиняют в убийстве, а он почему-то не желает доказывать, что невиновен. Почему же? Выходит, он действительно имеет какое-то отношение к тому убийству. Так?
Нугманов помолчал.
— Мокруха — это вышка в моем положении... — сказал негромко. Снова помолчал. Вдруг с надеждой глянул на Шурагазиева. — А если я был в тот вечер и до утра у одной знакомой?
— Чего же тогда скрывать?
— Но у нее муж вернулся из командировки, а у нас не все готово... Вы придете — погорит она...
— Ну-ка, успокойся, — сказал капитан, — и давай все по порядку. Спокойно давай.
— Нет, ничего я не скажу, — вдруг снова изменил решение парень. — Я не убивал... Доказывайте — я буду молчать, ничего вы не докажете.
Шурагазиев легонько покивал.
— Верно говоришь, будем искать истину, это наша работа, будем... Но вот какая штука... Ты обижаешься, что мы, представители власти, все еще держим тебя под наблюдением, — вон как наседал на меня. Ты считаешь себя таким же гражданином, как и все другие. Но настоящие граждане должны помогать следствию, а не мешать...
— Э, гнилой заход... Чего вы уговариваете? Чего агитируете?
— Ишь ты — агитируете... Ты на грех не наводи, я с тобой по-хорошему.
— А как потом перед ней, перед мужем? Засыплю я ее...
Шурагазиев поднял руку.
— Не психуй. Проверим так, что не бросим тень на невинных.
Нугманов вроде повеселел.
— Я вам верю.
— Спасибо, — кивнул Шурагазиев. И самым доброжелательным тоном: — Ну, давай, чего там.
— Кадиша... Мы с ней дружили. Потом ребята угнали с завода машину риса, продали — и я с ними пил. А все повесили на меня... Пошел я в отсидку. К Кадише подвалил один, взял ее на понт, наплел на меня всякое... Женились. Я вышел, увидались — она меня, только я...
Шурагазиев готов был улыбнуться — а парень-то ничего. Не удержался, сказал:
— Вот видишь, как к тебе относятся, а ты хотел свою жизнь поломать... Подумай только.
— Да, любит, наверно, — посветлел парень. — И мы хотели вместе жить, она хочет уйти от мужа. Но пока с матерью Кадише не фартит, никак не уговорит ее Кадиша — ребенок-де, и вообще расходиться нехорошо, у казахов не принято... Позавчера вечером и всю ночь я и был у Кадиши... А нынче, в обед, должен приехать ее муж — как же проверить? Как зайдете, при муже?
— Ох, парень, не впутывай ты меня в свою личную жизнь, сами разбирайтесь, втроем. — Шурагазиев заметил: Нугманов нахмурился, замолчит еще опять: — Да, да, с Кадишой сами решайте, — поспешил капитан. — Это хотел сказать. Только по закону делайте... А проверять... Есть у Кадиши близкая подруга?
— Правильно! — весело сверкнули глаза парня. — Есть, Гульсара... Она сейчас должна быть как раз одна — на смену ей вечером, а мать уехала к старшему сыну.
И вот капитан Шурагазиев сидит у Гульсары, ждет, когда придет Кадиша... Временами щемило сердце, вроде бы давало перебои — вот черт, неужели так сказались нервные нагрузки последних дней?.. А Кадишу эту следовало бы приструнить. Но это после, сначала проверить алиби Нугманова. Потом надо сказать: пусть делают все по закону, если любовь. Закон один для всех. Да, один. Пусть не крутят.
Кадиша была весьма привлекательной. Маленькая, ладная. Белое лицо, пухлые нежные губы, милая родинка у краешка верхней губы.
— Кадиша, — сразу сказал ей Шурагазиев, как только Гульсара оставила их вдвоем, — вы, надеюсь, понимаете, что я, работник милиции, по пустячному делу не стал бы вас беспокоить?.. Понимаете?..
Женщина кивнула, откинулась на спинку стула.
— Да, дело очень серьезное... Прошу, скажите: не было ли у вас позавчера вечером гостей?
Бледное лицо молодой женщины стало совсем белым.
— Что, милиция... Кто сказал?.. Известно?..
— Да, нам многое известно... А теперь, поймите, это очень серьезно...
— Что, муж писал в милицию?
— Слушай меня внимательно, Кадиша. — Шурагазиев боялся, что женщине сделается дурно. — Слушай очень внимательно. Один человек обвиняется в убийстве...