— Что за юноши?
— Один повыше, другой поменьше.
— Какие они из себя?
— Не разглядела. Вышли — и вышли. Спросила дежурного, кто такие. Говорит: «Звонили, кого-то ножом ударили на перроне». Поняла: вот почему толпа собралась.
— И дальше?
— Ну, вышла, с дурости полезла в гущу людей. Тут ваш работник — в милицейском, с офицерскими погонами... Тот, высокий, что от дежурного выходил, с усиками, забыла сказать, он-то и слушал пульс у раненого... Раненый зажал другой рукой живот, на руке кровь... Ваш работник тому, который пульс слушал: «Ты что, врач?.. Не врач? Тогда иди отсюда, не мешай».
— Подождите, — поднял руку Айдаров. Сразу почему-то всплыл в памяти разговор с Шурагазиевым в больнице.
— Вы уверены, что пульс проверял действительно тот парень, который заходил к дежурному?
— Точно. Усы у него небольшие, просто я сначала забыла про них сказать.
— Так, хорошо... А куда он делся, тот высокий парень?
— Этого не знаю, — пожала плечами Плахова. — Ваш работник сказал ему: «Иди отсюда, если не врач, не мешай...» А тут «скорая» пришла, с носилками.
Айдаров помедлил. Что-то не совсем ясно. Неужели Шурагазиев прогнал потенциально важного свидетеля? С какой стати?
— Еще раз подумайте и скажите, — попросил Айдаров женщину. — Вы убеждены, что проверял пульс именно тот парень, который заходил к дежурному?
Плахова поджала губы.
— Поймите, это очень важно, — подчеркнул Айдаров.
— Да, убеждена, — твердо сказала женщина.
Старший лейтенант Павлычев
— Интересует меня прошедший вечер, а именно с десяти вечера до двух ночи. Сколько такси в это время делали у вас рейсы к вокзалу и от вокзала?
На полном миловидном лице диспетчера таксомоторного парка, Кати, появилась улыбка.
— Э, дорогой, — сказала она, — лучше сосчитать, кто здесь не был, у вокзала, — это проще.
— И все-таки мне нужны все, все до единого, кто тут был в интересующее нас время. Упустить одного — все дело под откос.
— Хорошо, сосчитаю, кто отмечался, выпишу всех. Только погоди.
Диспетчер, склонившись над большой книгой, не сдержала зевка. Извиняясь, посмотрела на Павлычева.
— Что поделаешь, Катя, — сказал он в ответ. — Время-то за полночь, хоть пой, хоть кукуй — спать все равно хочется.
Катя улыбнулась, занялась своими бумагами. Павлычев попросил разрешения закурить. Поглядывая на Катю, на ее книги и бумаги, подумал: «Да, задал я работу. Вокзал, пожалуй, самое людное место в городе, сюда и отсюда столькие едут — раз-два не посчитаешь».
И все же Павлычев удивился, когда диспетчер, наконец, назвала число таксистов, подъезжавших к вокзалу вечером и ночью.
— Тридцать семь? — невольно перепросил он.
— Тридцать семь.
Катя рассмеялась.
— Сами просили, — сказала она.
— Что поделаешь — служба, — ответил Павлычев, — и мне надо бы со всеми этими таксистами потолковать — тридцать семь! Понятно, один на один потолковать и чтобы другие до времени не знали, о чем тут речь пойдет, не знали, что мы уединяемся. Можно это устроить?
— Связаться с теми, кто на линии, — запросто, у всех рации, — с готовностью ответила Катя. — Но некоторые сменились ночью, вот беда.
— Ладно, давайте хоть тех, кто на линии. Пока с ними будем беседовать, уже утро будет.
Диспетчер открыла соседний кабинет.
— Располагайтесь вот здесь.
Павлычев прошел к небольшому письменному столу, огляделся. Между стенкой и столом — легкое кресло, под окном — новые мягкие стулья с темно-зеленой обшивкой, метрах в двух от двери — книжный шкаф.
В дверь постучали.
— Входите.
И вот перед Павлычевым водитель таксомотора Сергей Иванович Кутепов. Неторопливо он сел на предложенный стул, стараясь не суетиться, снял кепку, пригладил волосы.
— В какое время вы были минувшим вечером в районе вокзала? — спросил Павлычев.
— У диспетчера все точно записано.
— Ну, а сами вы не помните?
— Помню, но могу и ошибиться... Около девяти привез парочку — прямо к поезду. Да, раньше девяти... Из второго микрорайона привез. С вокзала захватил четверых — двух девушек и старушку с девчонкой, отвез на Коммунистический, у «Радуги». Потом еще, ближе к десяти, был на вокзале. Вез из «Черемушек» парней, четверых.
— Какого они возраста?
Кутепов легонько поерзал на стуле.
— Это я по привычке говорю: парни. Не парни они, мужики, лет по сорок. Представительные такие...
— Зачем они ехали на вокзал?
— Пива спрашивали, нет ли в железнодорожном ресторане... И все смеялись над одним из своих — сзади сидел, Гохой называли... Нет, ничего, хорошие мужчины.