… Да?.. А как же ты выйдешь?..
— Ногами. Выйду и всё.
Я и в самом деле не боялась, почти до самого низа не боялась, но из лифта было очень страшно выходить. И всё–таки, так должно было случиться: куда–то она отошла как раз в тот момент, когда я пересекала холл и, наконец, уходила от этого дома — подальше, на другую сторону Малой Грузинской. Даже если бы я хотела не оглядываясь, идти и идти вперёд, он догнал бы меня. Но я и не собиралась так вот гордо исчезнуть.
Мне ещё предстояло услышать на вокзале, в минуту прощания, что я инфернальная женщина…
Я вернулась домой и научилась водить автомобиль. Мы купили его в комиссионке, он был стар, он давно уже мечтал умереть своей смертью. Не теперь судьба его оказалась крепко связанной с моей.
И мы помогали друг другу, как могли: он отвозил меня на бульвар Профсоюзов в косметический кабинет, я же пригоняла его на станцию техобслуживания. Таким образом, мы продлевали своё существование и ухитрялись внешне выглядеть вполне прилично…
Где–то, на полдороге между тем и тем, нам повстречался холёный, лощёный мужчина лет тридцати пяти на новенькой, сверкающей молдингами «тройке». В моторе его машины заключалось восемьдесят лошадиных сил, из него самого выпирало все сто. У него были оловянные глаза, не когда он уставился на меня, в них вдруг зажёгся и задрожал нестерпимый огонь, и меня обдало жаром. Это было так неожиданно, так давно забылось, но дело даже не в этом — просто, у меня–то уже не было сил вести любовную игру: их оставалось ровне столько, чтобы или бежать без оглядки, или сдаться тут же, без по- пыток к сопротивлению. И для того и для другого не нужно знать кто он и что он, достаточно почувствовать: я желанна.
Я сдалась — стареющие женщины чаще всего так и поступает.
— Лапа, ты тоже хочешь меня, лапа? — я догадалась, что этой «лапой» он наверное называет всех женщин подряд, но но тут же постаралась не думать дальше…
Мы договорились встретиться того же дня вечером. Он показал мне на Приморском шоссе, скрытую за придорожными кустами маленькую стоянку:
— Так ровно в девять, лапа, без опозданий, мы договорились, лапа?
Договорились.
Я пришла домой неправдоподобно энергичной и бодрой. За то время, что оставалось до встречи, вылизала квартиру, содрала с окон, выстирала, накрахмалила, выгладила и повесила занавески, сварила первое, второе, третье… Нет, я не собиралась приводить его домой, в том и нужды не было: у меня хранился ключ от пустой квартиры приятельницы, уехавшей на юг и просившей меня поливать её цветочки; но давно забытый восторг перед жизнью распирал и подгонял меня — всё ладилось легко и быстро. Я привела в порядок себя: пятки стали разовыми и сверкающими как щёки младенца; вдохновенно, продумав каждую деталь, создала свой туалет и напоследок, уже в пальто, коснулась тех самых французских духов, последняя капля которых суеверно береглась на дне флакончика нежным, неповторимым ароматом напоминая о чём–то, похожем на счастье…
На место свидания я прибыла немного загодя: хотела видеть, хотелось угадать его приближение. Из окна автомобиля к наблюдала сквозь кусты мелькавшие на шоссе огни. Но вот мигнул сигнал поворота, и тут же стоянка озарилась мощным светом всех четырех фар: две, положенные по госстандарту, и две галогенные вспыхнули разом, на миг ослепив меня и тут же погасли. Салют в мою честь. Он приехал точно минута в минуту. Встал рядом, опустил стекло позвал:
— Лапа, иди ко мне, лапа….
Наша машина смахивает на студенческое общежитие — аскетическое отсутствие всего лишнего и кое–чего необходимого: даже ремень только один болтается, а второго нет, нет даже чехлов, просто так, по нерадивости хозяев. У него же полный набор: фары, подголовники, магнитофон, накладки и наклейки — всё, призванное дружным хором утверждать: «Хозяин наш хорошо стоит!» Будуаром кокотки, тщательно небрежно набросившей на ложе свое мягкую леопардовую шкуру, была его машина.
— Иди же ко мне, лапа, — ещё раз позвал он и вышел сам, чтобы пересесть на заднее сидение. И я пошла.
И ласка его была простой и натуральной, и грубый напор её извинялся неподдельным желанием. И меня понесло–захолонуло, и нестерпимо жарко стало в машине от нашего загнанного дыхания, и нельзя было дух перевести, и нам нравилась сладкая мука этой погони…
Но я услышала: «Поедем в гараж, лапа…»
— Зачем в гараж, — я немного отстранилась от него — нам есть куда …
— Далеко? — и он закрыл мне рот поцелуем.
— Нет, совсем близко — выдохнула я.
Губы его коснулись моего уха, язык шелохнулся в самой раковине, и сквозь собственный стон, я услышала, как он прошептал: