— Там нет никого, я сунул записку в дверь…
Он мог выйти в магазин и сейчас вернётся. От нетерпения не было сил усидеть на месте, и я ходила и ходила взад и вперёд по до рожке от подъезда до детской песочницы и обратно. Мимо шли какие–то люди, и я не замечала их вовсе до тех пор, пока неожиданно не услышала оклик:
— Дама, умоляю вас! — я оглянулась и увидела пожилую женщину в кокетливой и вполне допотопной шляпке — Умоляю, скажите, что у вас за духи?!
— Это французские…
— Я понимаю! Но я прохожу мимо вас третий раз и не могу определить! Это не «Клема», и не «Фиджи», и не …. Я знаю все, что у нас продавались…
— Нет, мне подарили их; это «Вива», фирмы Камю…
— Очаровательный запах! Бесподобный! Мама, ты слышишь — крикнула она в глубину садика, где на скамейке сидела совсем дряхлая маленькая старушка — я оказалась права: это не «Клема» и не «Фиджи»!., Если бы он появился в эту минуту, он застал бы меня в велико лепном расположении духа. Но его не было. «Надо попробовать позвонит:
на работу — подумала я — вдруг его вызвали»…
«По пятницам его никогда не бывает, барышня. А что передать, кто его спрашивал?..» — мне показалось, что голос в трубке смазан чем–то липучим и плохо пахнет.
Пока я ждала очереди в автомат, он мог прийти, ищет теперь меня у памятника.
Ничего подобного; никто меня не искал, но записка всё–таки довольно дурацкая: «Спустись, я у памятника…» Надо её вынуть.
Если он приедет через два часа, эта записка будет выглядеть совершенно нелепо. Тем более, что я всё–таки приехала в командировку, и хоть дело у меня пустячное, не худо бы его сделать. Я вошла в подъезд, поднялась и увидела воткнутый в замочную скважину, свёрнутый в трубочку листик из моего блокнота. И всё–таки я позвонила. Просто так, даже не надеясь на чудо, просто хотелось немедленно, вот сей час позвонить в его дверь. И тотчас же из соседней квартиры раз дался омерзительный, злобный лай маленькой собачонки — визгливый и настырный. Сейчас из всех дверей повыскакивают любопытные соседи.
Я ринулась в лифт.
Зад это время успела набежать этакая переспелая туча и, когда я вышла из подъезда, она вся целиком упала с неба. Сплошным по- током — было безумно под ним надеяться на зонт. Пролилась разом и тут же от земли потянулась назад, наполнив воздух сыростью. От при чёски не осталось и следа. Вид — «на море и обратно». Что–то всё–таки надо делать, победить паралич воли, приковавший меня к его подъезду, и я решила позвонить одному знакомому, которого, впрочем, собиралась во всех случаях жизни поведать. Он обрадовался мне, но сию минуту был занят, и мы договорились встретиться через два часа < мне как раз хватало этого времени, что бы съездить по делам. Но, во- первых, он мог вернуться, пока я звонила, во–вторых, если не вернулся, надо оставить записку потолковей. Получилось не очень толково, зато в стихах. Сначала шёл номер телефона приятельницы, у которой я остановилась: «двести двадцать три — тридцать- тридцать один.»
Затем я написала: «вы — перекрашенный блондин!.. Есть телефон, но счастья нет. Или шатен? Или брюнет? Припоминаю еле–еле под монументом Руставели…»
Не знаю смог бы он понять, куда ему следует звонить, но мне хотелось дать ему знать, что не сержусь, а если и сержусь, то толь ко чуть–чуть и готова шутить. И ещё мне хотелось сказать ему, что я люблю его, но этого совсем не надо пугаться — вот ведь какой у меня лёгкий, весёлый характер…
Я опустила записку в его почтовый ящик и тут же подумала, что он может не заглянуть в него. Поднялась и вновь, облаянная бдительной собачонкой, торопливо сунула в дверную скважину пустой листик из блокнота, Из комитета по печати я прямым сообщением на такси вновь при была к его подъезду. Свидание со старым знакомым не состоялось не потому, что не успела — успела бы великолепно, но и в шесть, и в половине седьмого, я даже не вспомнила о том, что с кем–то, о чём то договаривалась. За это время тучка проделала тот же смертельный номер, на этот раз шмякнувшись об земля, разбилась вдребезги… На ступал вечер. Около восьми я позвонила нашим общим друзьям. Оказалось, что хозяйки нет, зато тесная мужская компашка просто изнемогает от отсутствия представительницы прекрасного пола?
" Как? Ты в Москве?! Вот это здорово!»