— Тогда нам придется послать твоего раба за свежей водой к Аппиеву акведуку.
— Ты хочешь сказать, к акведуку, который выстроил для нас ее предок? — спросил я.
— Именно! — ухмыльнулся Катулл. — Затем мы можем выйти на дорогу, которую так любезно проложили для нас ее предки…
— И совершить жертвоприношение богам в одном из храмов, которые они для нас воздвигли.
Катулл засмеялся.
— Вижу, она выступила перед тобой с большой речью по поводу подвигов своих предков и их непревзойденной щедрости. Рим так и остался бы мелкой деревушкой на берегу Тибра, если бы не все эти Аппии Клавдии на заре истории.
— Похоже, именно так думает Клодия — то есть Лесбия.
— Но держу пари, она не стала рассказывать тебе о том Аппии Клавдии, что пытался изнасиловать Вергинию.
— Нет. Это какой-то скандал?
— Ну, этот случай не относится к числу тех величественных легенд о предках, которые Клодии любят рассказывать первому встречному незнакомцу. Но история эта правдива и говорит о Лесбии больше, чем вся болтовня об акведуках и дорогах.
— Расскажи.
Катулл замолчал, подставив чашу рабу, но рука ого так дрожала, что вино расплескалось на пол.
— Похоже, тебе уже достаточно, — сказал я.
— Похоже, ты прав.
— Все, что мне сейчас нужно, это хорошая постель.
Катулл отрыгнул и кивнул головой.
— Мне тоже.
— Где ты живешь?
— Я снимаю жилье в одном доме на Палатине. Там только одно ложе и книги. Хочешь, чтобы мы пошли туда?
— А ты разделишь со мной свою постель?
— Ты будешь не первым! — засмеялся Катулл. — Возьми с собой своего раба в качестве сторожевой собаки. Он будет спать на полу в прихожей и лаять, если услышит, как ты кричишь «насилуют!».
* * *
Жилище Катулла на Палатине было обставлено в точном соответствии с его описанием. Возле стены стояло огромное спальное ложе. Напротив, у другой стены, находился шкаф с ячейками для рукописей.
Он заметил, что я разглядываю в тусклом свете светильника небольшие ярлычки, прикрепленные к свиткам.
— Там в основном греческие поэты, — объяснил он, снимая тогу. — Книги и постель. Все, что нужно человеку. Все остальное лишь отвлекало бы меня от действительности.
— От чтения книг?
— Или от использования постели. — Он накинул на себя тунику и упал на ложе. — Ну давай, здесь хватит места для двоих. Хотя должен предупредить, что я достаточно пьян и могу напасть на тебя.
— Я пожилой человек с негнущимися суставами и седой бородой.
— Да, но запах от тебя идет такой, что устоять невозможно.
— Что?
— От тебя пахнет ее духами.
— А от тебя разит вином, Катулл. Впрочем, это лучше, чем мочой.
— Что?
Я коротко рассказал о своем столкновении с Эгнатием, думая, что ему будет интересно узнать, как я использовал одно из его стихотворений для прощального
выстрела. Лишь когда останавливаться было поздно, я понял, что совершил ошибку.
— Так значит, сейчас он с ней, в эту самую минуту, — сказал он, скрипя зубами. — Эгнатий и Лесбия. Проклятье им обоим!
— Ты начал рассказывать мне в таверне историю, — сказал я, чтобы отвлечь его.
— Историю?
— О скандале, произошедшем с одним из ее предков. С каким-то Аппием Клавдием. Не с тем, что строил храмы и акведуки…
— Ах да, с тем, что пытался изнасиловать Вергинию. Единственный предок, о котором род Клавдиев вспоминать не любит. Однако нынешнее поколение их потомков больше похоже на него, чем на всю эту вереницу безупречных добродетелей на пьедесталах. Ты спрашивал, может ли она пойти на такое безумие, как отравить себя, чтобы досадить любовнику. Конечно, может. Это у нее в крови.
— В крови?
— Слушай. Я расскажу тебе эту историю. Это было давно, на заре республики, после того, как с царями было покончено, но еще до того, как патриции и плебеи научились мирно уживаться друг с другом. Точные даты путаются у меня в голове, — я поэт, а не историк! — но это было в то время, когда десяти сильнейшим мужам удалось захватить власть над государством. Они называли себя децимвирами и установили режим жесточайшего правления. Ради блага Рима, разумеется, — чтобы преодолеть кризис и предотвратить растущую опасность и так далее и тому подобное.
— И Аппий Клавдий был одним из этих децимвиров?
— Да. Ну вот, а в то же самое время в Риме жила одна молодая красивая девушка по имени Вергиния, дочь человека, которого звали Вергиний. Она была девственницей, посватанной за одного молодого политика с блестящим будущим. Но как-то Аппий Клавдий увидел ее, когда она шла в школу для девушек на форуме, и им Овладела безумная похоть. Он преследовал ее повсюду, на улицах и на рынках, пытаясь увести ее из-под бдительного взора старой няньки, задумав соблазнить девушку. Но Вергиния была добродетельна и не хотела иметь ничего общего с развратником. Она отказала ему напрямую, но чем яростнее она отвергала его, тем сильнее он распалялся.