— Если девушка рассказала тебе все, что нам нужно, может быть, стоило ее отпустить?
На лицо Экона опять набежала тень.
— Нет, папа. Я бы не смог повторить тебе ее историю. Мне пришлось вернуть ее в Рим, чтобы ты услышал все сам.
Менения ждали нас у дверей, скрестив руки на груди, с необычно угрюмым для нее лицом. Я подумал, она сердится на Экона за то, что он, едва успев завезти домой рабыню, тут же бросился разыскивать меня — молодые жены обычно ожидают большего внимания от мужей, вернувшихся из поездки домой. Затем я понял, что ее рассерженный вид предназначался мне. Что я натворил, кроме того что поссорился с женой и не явился домой ночевать? По идее Менения пока еще не могла узнать об этом — или могла? Временами мне казалось, что земля под городом испещрена тайными туннелями, по которым день и ночь взад-вперед бегают вестники, перенося новости между женщинами Рима.
Экон запер девушку в небольшой кладовой за кухней. При виде нас она спрыгнула с деревянного сундука, на котором сидела, и в страхе прижалась к стене.
— Думаю, она испугалась Белбона, — сказал Экон.
Я кивнул и выслал его из комнаты. Девушка расслабилась, но лишь немного.
— Тебе нечего бояться. Я ведь тебе уже говорил это, верно? — сказал Экон голосом скорее безнадежным, чем успокаивающим.
В лучших обстоятельствах рабыня Зотика могла быть по крайней мере достаточно миловидна. На мой вкус, она была слишком молода, худа и костлява, как мальчишка, но высокие скулы и черные брови выдавали в ней нежное женское начало. Но теперь, с давно немытыми и торчащими во все стороны волосами, с темными кругами под глазами, ее трудно было представить себе в качестве предмета чьего-либо желания. Определенно, ей нечего делать в борделе. Она больше похожа на тех скрытных, заброшенных детей, которые рыскают по улицам города в поисках пищи и бегают стаями, как дикие звери.
Экон вздохнул.
— Ты что-нибудь ела, Зотика? Я велел жене накормить тебя.
Девушка замотала головой.
— Я слишком устала, чтобы есть. Я хочу спать.
— Я тоже. Скоро ты сможешь поспать. Но теперь я хочу, чтобы кое-кто поговорил с тобой.
Девушка осторожно посмотрела в мою сторону.
— Это мой отец, — продолжал Экон, хотя я подумал про себя, что могло означать это слово для ребенка, который, вероятно, никогда не знал отца. — Я хочу, чтобы ты рассказала ему то, что уже рассказывала мне. О том человеке, что остановился в доме твоего хозяина здесь, в Риме.
Одно упоминание о Дионе заставило ее задрожать.
— О том, как он умер, ты хочешь сказать?
— Не только. Я хочу, чтобы ты рассказала ему все. Девушка обреченно уставилась в пространство.