— Да-да, совершенно верно, ты попал прямо в суть дела, — сказал Дион. — Вскоре после смерти Александра II от рук разъяренной черни, еще в самом начале правления царя Птолемея, по городу поползли слухи, будто Александр II успел оставить завещание, в котором отказывал весь Египет народу Рима и вверял управление своей страной римскому сенату.
Брови Тригониона поползли вверх.
— Вот это подарок! Амбары! Сокровища! Крокодилы! Но в это, разумеется, никто не поверил. Такая щедрость абсурдна.
Дион вздохнул, подавляя раздражение.
— Этим ты доказываешь свое невежество и в политике, и в истории, галл. Как бы ни была абсурдна подобная идея, имеются прецеденты. Аттал Пергамский завещал свое царство Риму около семидесяти лет назад; оно стало провинцией Римской империи и до сего дня снабжает зерном ее жителей. Сорок лет назад Алий оставил Риму Кирену; Алий был одной крови с Птолемеями, а Кирена была когда-то частью Египта. А меньше чем двадцать лет назад Вифиния была передана Риму своим последним царем.
— Но как может царь сделать нечто подобное? — спросил Тригонион.
— Чтобы спасти свою страну от кровопролития из-за спора между наследниками; чтобы выразить презрение своему предполагаемому воспреемнику; чтобы защитить свой народ от притязаний других царств, чье ярмо будет более тяжелым, чем римское; чтобы с меньшими потерями противостоять римской экспансии. — Дион вздохнул. — Только на моей памяти Рим приобрел Пергам, Кирену и Вифинию по наследству и завоевал Понт и Сирию. Два года назад Рим захватил Кипр без единой стычки; брат царя Птолемея совершил самоубийство. Рим покорил весь Восток. Из всех царств, что когда-то входили в империю Александра Великого, осталось всего одно: Египет.
— А теперь слухи о завещании Александра II, по которому Египет должен отойти Риму, появились вновь, — сказал я. — Должно быть, царю Птолемею спится сейчас беспокойно.
Тригонион многозначительно закивал:
— Не хотел бы я быть на месте раба, меняющего ему простыни.
— Низко, низко, — пробормотал сквозь стиснутые зубы Дион. — Рим сейчас правит Востоком. Это факт, который никто не станет отрицать. Но народ Египта требует правителя, который смог бы противостоять римскому давлению. Наша земля была невероятно древней еще до того, как на нее пришел Александр Великий и заложил Александрию. В основанном им государстве процветали красота и ученость, когда Ромул и Рем были еще младенцами, сосавшими волчицу. Нам не нужны ни римский образ жизни, ни римское правительство. Но царь Птолемей, вместо того чтобы твердо противостоять римскому господству, дрожит от испуга и идет на любые уступки, которые от него требуют. Народ Александрии желает, чтобы он выкупил Кипр из-под римского владычества и присоединил его к своему царству, а он вместо этого гостеприимно принимает римских чиновников, посланных, чтобы разграбить остров. Чтобы утихомирить разговоры о мнимом завещании, он делает «подарок» Цезарю и Помпею размером в тридцать пять миллионов динариев, для того чтобы Цезарь подкупил римский сенат, а Помпей смог выдать жалованье собственным солдатам. Расплачиваться за этот подарок приходится жителям Египта, которые несут на себе все тяжкое бремя налогов. Наши налоги прямиком отправляются в карманы римских сенаторов и солдат — чем мы не римская провинция! А что в обмен на это получил царь Птолемей? Гипотетическое признание законности его прав на египетский трон со стороны римского сената и укрепленную на Капитолийском холме дощечку в честь Птолемея Теоса Филопатора Филадельфа Неоса Диониса — «Друг и союзник римского народа». Приятно быть другом и союзником, но, чтобы расплатиться за подобную привилегию, он выжимает последние соки из своих подданных. Ярость простых людей в конце концов заставила Птолемея, опасавшегося за свою жизнь, бежать из столицы. Он без остановки добрался до самого Рима, где Помпей поместил его на огромной безвкусно выстроенной вилле, приставив к нему для услуг целый штат рабов.
— За тридцать пять миллионов динариев он мог рассчитывать, чтобы его принимали по-царски! — сказал Тригонион.
Дион нахмурился.
— Он проводит время, упражняясь в игре на флейте и сочиняя письма в сенат с просьбами вернуть его на египетский трон против воли египетского народа. Но слишком поздно. Его дочь Береника уже провозглашена царицей Египта.
— Женщина? — спросил Тригонион с искренним любопытством.