Природа сама породила много соблазнов, способных усыпить добродетель и разбудить в человеке страсть к наслаждениям. Она искушает юность всевозможными скользкими путями, но компенсирует это огромной выносливостью и острой чувствительностью. Покажите мне юношу, презирающего великолепие всего, что нас окружает, не имеющего тяги к удовольствиям, которые порождаются обонянием, осязанием и вкусом, и закрывающего уши перед всем приятным; быть может, я и еще немногие будем считать, что боги к нему милостивы, но большинство из вас признает, что они на него разгневаны!
Итак, оставим в покое абсолютную точку зрения! Позволим юности некоторые вольности. Пусть молодость имеет право на глупости. Если юноша обладает сильным характером, эти шалости ему не повредят; в конце концов он перерастет их и как уважаемый человек займет своё место в общественной жизни. Кто станет сомневаться в том, что Марк Целий уже сделал это? Вы уже были свидетелями того, как он вступал в схватку умов со мною здесь, на форуме. Вы только что видели, как красноречиво вел он свою защиту сегодня. Что за превосходный оратор! Уверяю вас по собственному опыту, что такое умение достигается лишь невероятной усидчивостью и внутренней дисциплиной. Марк Целий достиг уже такого этапа своей карьеры, на котором нет больше ни времени, ни предрасположенности к распущенным утехам.
Но вот моя речь как будто перебралась через мели и подводные камни миновала, так что остающийся путь представляется мне очень легким. Давайте вернемся к двум главным обвинениям против Целия. Золото: Целий, говорят нам, взял его у Клодии, для того чтобы подкупить с его помощью рабов Луция Лукцея и отравить Диона. Серьезное обвинение, если учесть, что речь идет о человеке, замыслившем убить чужеземного посла и склонявшего рабов предать смерти гостя своего хозяина, — ужасные преступления!
Но вот что я хотел бы спросить: правдоподобно ли, чтобы Клодия дала это золото Целию, даже не спрашивая, зачем оно ему? Разумеется, нет! Если он сообщил ей, что собирается с помощью этого золота убить Диона, то она — его соучастница. Ты для того пришла сюда сегодня, женщина, чтобы публично в этом сознаться? Чтобы рассказать нам, как ты опустошила свою тайную сокровищницу, как обобрала статую Венеры у себя в саду, украшенную трофеями от всех твоих любовников, чтобы передать награбленную добычу Целию для преступных деяний? Ты и Венеру сделала соучастницей?
Я взглянул на Катулла, потому что краем глаза заметил, как шевелятся его губы, словно читая про себя речь Цицерона одновременно с ним. Заметив мой взгляд, он, вспыхнув, не то улыбнулся, не то скривился и отвернулся в сторону. Я посмотрел на Клодию и успел заметить ее бледное, напряженное лицо, прежде чем толпа вновь закрыла мне обзор.
Цицерон продолжал:
— Если Целий действительно был так близок с Клодией, как на том настаивает обвинение, то он, разумеется, сообщил ей о цели, для которой брал у нее золото. С другой стороны, если они не были близки, значит, она наверняка не могла дать ему это золото вообще! Так как же, Клодия? Ты действительно заняла деньги человеку, собиравшемуся осуществить ужасное преступление, сделав себя также преступницей? Или истина состоит в том, что ты никогда не давала ему в долг никаких денег вообще?
Обвинения, предъявленные здесь, просто не выдерживают никакой критики, и даже не потому, что характер Марка Целия совершенно не соответствует такому отвратительному, коварному плану. Прежде всего Целий для этого слишком умен. Ни один человек, если он в здравом рассудке, не доверит такое значительное преступление рабам другого человека? Мне приходится спрашивать из чисто практических соображений: каким образом Целий должен был войти в контакт с этими рабами Луция Лукцея? Встречался ли он с ними сам — что очень необдуманно — или через посредника? Знаем ли мы, как звали этого посредника? Нет, потому что такого человека не существует. Я могу продолжать и продолжать задавать подобные вопросы. Сколько раз я должен спросить, чтобы вы поняли, насколько неправдоподобны доводы обвинителей, насколько они лишены доказательств?