— Нет. Услугами.
Сидевшие рядом с ним Лициний и Асиций замерли.
— Целий! — сказал Асиций. Целий засмеялся:
— Не волнуйтесь, все суды закончились. Твой суд, Асиций, и мой, и мы оба невинны, как ягнята.
— Тебе бы научиться держать язык за зубами, Целий, — огрызнулся Лициний.
— Держать язык за зубами по поводу чего? — спросил я.
— Ну, мои друзья думают, что я слишком много болтаю. Но что с того? Я же свободен!
— Тогда ты, возможно, прояснишь для меня кое-какие детали, — сказал я. Лициний и Асиций беспокойно заерзали, но Целий широко улыбнулся мне.
— Почему нет?
Сидевший рядом с ним Катулл глядел в пространство и шевелил губами, вероятно, сочиняя про себя очередное стихотворение.
— Помнишь, когда мы в последний раз виделись с тобой в этой таверне, Целий? Ты клялся мне тенями своих предков, что это не ты убил Диона?
— Да, помню. Я сказал тебе правду.
— И ты еще клялся, что Асиций также не делал этого.
— Тоже правда.
— Но когда я спросил тебя, где вы были и что затевали в ту ночь, когда Дион умер, ты отказался мне отвечать.
— Как же я мог ответить, когда суд был на носу…
— Целий, заткнись! — крикнул Асиций.
— Я верю, — сказал я, — когда ты говоришь, что не убивал Диона. Я полагаю, он умер от яда. И все же кто-то ворвался в дом Копония в ту ночь, и Диона нашли с колотыми ранами в груди. Можешь ты мне объяснить это, Целий?
— Ты поднял очень интересный вопрос, — сказал Целий, вскидывая одну бровь. — Дело в том, что…
— Целий, глупец, замолчи!
— Расслабься, Асиций. Суд окончен, и Гордиану можно сказать правду. Верно, Гордиан? Поклянись мне тенью своего отца, что никому не откроешь тайну, которую я тебе поведаю.
Я колебался всего мгновение.
— Клянусь.
— Целий, ты идиот! — Асиций вскочил на ноги и в сердцах вышел из комнаты. Лициний остался, тревожно озираясь по сторонам, не подслушивает ли кто. Катулл с пьяным видом глядел в свою чашу.
— Асиций! Вот осел. Всегда был врагом хорошей беседы, — улыбнулся Целий. — Так на чем мы остановились?
— В ту ночь, когда умер Дион…
— Ах, да. Да, это было что-то невероятное. Видишь ли, я действительно собирался убить Диона. Все именно так, как ты полагаешь, я уверен. Царь Птолемей желал разделаться с Дионом, и этого же хотел Помпей. Я был должен Помпею кучу золота, которую никак не мог вернуть. Поэтому мне и выпало прикончить этого старика Диона.
— Так же как и организовать нападение на александрийских послов в Неаполе, когда они высадились на берег?
Целий кивнул.
— И другие нападения — в Путеолах и по пути в Рим. Этих египтян оказалось очень легко напугать. Они так же храбры, как голуби. Но голуби бросаются врассыпную, когда на них нападают, а этих голубей было ужасно много!
— И последним из них был Дион?
— Именно. И из-за этого голубя произошли все неприятности.
Лициний закатил глаза.
— Целий, ты рехнулся!
— Заткнись, Лициний. Когда моя голова меня подводила? Гордиан подобен собаке, которой нужна кость. Он не отвяжется, пока не раскопает всю правду. Раз теперь повредить нам это уже не может, лучше просто сказать ему все, чтобы он нашел себе другую кость. Он поклялся, что будет молчать! Так о чем я говорил?
— Все египтяне сбежали, кроме Диона.
— Ах да. Ну вот, я попытался подкупить кухонных рабов в доме Луция Лукцея, чтобы они отравили его. Я как-то познакомился с этим идиотом Лукцеем на одном пиру и решил, что смогу устроить что-нибудь под крышей его дома. Но рабы все перепутали и отравили раба Диона вместо него самого. Тогда Дион перебрался в дом Копония. Хорошо еще, что Лукцей ничего не заподозрил, а то он мог бы заставить своих рабов свидетельствовать против меня и тогда разрушил бы все.
Пришлось мне иметь дело с домом Копония. Тит не дурак, и рабы его преданы хозяину так, как им и положено. Дион был более осторожен, чем прежде, а Помпей начал всерьез торопить меня. Что ж, нам ничего не оставалось, как наточить кинжалы и предпринять ночной рейд. Мне нужна была помощь, и я позвал Асиция. Он-то как раз и устраивал для меня все нападения на послов на юге. Он уже много лет служит агентом царя Птолемея. Ему гораздо больше меня известно о кинжалах, крови и прочих вещах такого рода.
— Благодари богов, что его нет здесь и он тебя не слышит! — простонал Лициний, закрывая лицо руками. Катулл ковырял пальцем на дне своей чаши. Я кивнул.
— Итак, ты и Асиций…
— Ну да, мы вышли в ту ночь, всерьез намереваясь убить старого Диона. Извини. Я знаю, он был когда-то твоим учителем и все такое. Но египетская политика — отвратительное дело.